– Вспомните о кометах, – сказал как-то раз Агриппа, когда они сидели в каминной комнате. – Откуда они берутся? Из другого мира за пределами восьмой сферы? И как долго они летят сюда? Со времен Аристотеля люди видели в кометах лишь миазмы земной атмосферы, предвестие беды или грядущих событий. Мне же представляется, что они происходят из отдаленных сфер. Более отдаленных, чем полагал астроном Иоганнес Мюллер, который, кстати, считал их самостоятельными небесными телами… – Он вздохнул. – Прискорбно, что наш глаз не способен разглядеть, что же скрывается за пределами восьмой сферы, – он показал на латерну магику, стоявшую в углу. – Это не более чем простая игрушка. Но я вот задумался, не найдется ли ей какое-то иное применение. Эти линзы, что вы использовали…
Агриппа не договорил.
– Что вы имеете в виду? – спросил Иоганн.
Ученый взял в руки очки без оправы, которыми иногда пользовался, и задумчиво поглядел на них.
– Линзы обостряют наше зрение, это известно нам еще со времен Роджера Бэкона. Но что, если с их помощью мы смогли бы рассмотреть небесные тела? Тогда, возможно, мы выяснили бы, что такого особенного в вашем гороскопе. Вы говорили о проклятии. Почему?
Иоганн ответил не сразу.
– Вам о чем-нибудь говорит такое имя, как Жиль де Ре? – спросил он наконец.
Агриппа взялся за нос, как если бы погрузился в раздумья. Иоганн заметил, как глаза его на краткий миг вспыхнули.
– Нет, увы, – ответил ученый. – А должен был?
Иоганн разглядывал бесстрастное лицо Агриппы. Если ученый и вправду лгал, то делал он это мастерски.
– Нет, это не столь важно, прошу прощения. – Иоганн пожал плечами. – Что же до проклятия… Можно подумать, кто-то наделил меня всеми знаниями, всей премудростью мира – и за это на каждом шагу чинит мне препятствия. Всю жизнь со мной происходит что-нибудь скверное. Вместе с тем, если верить пророчеству, я отмечен счастьем. Рожден в день Пророка… Как все это соотносится? Я хочу наконец узнать, кто я такой. Вы меня понимаете? Думаю, только тогда завершатся мои поиски.
– Кто вы такой? – Агриппа усмехнулся. – С каких это пор люди хотят знать, кто они? Весьма необычная мысль, вам не кажется? Такая, скажем… новая, – он рассмеялся. – Но и вы, доктор Фауст, человек не совсем обычный. Можно сказать, новый представитель нашего рода.
Иоганн был так погружен в дискуссии с Агриппой, что порой забывал о своем ассистенте. Вагнер был предоставлен самому себе. Они не виделись, кроме как в полдень за столом и по вечерам в трактире. Фауст уже не присматривал за своим подопечным, как обещал самому себе еще год назад, в лесу под Варнхаймом. Жажда знаний оказалась сильнее дружбы.
И судьба – то самое проклятие, о котором говорил Иоганн, – преподнесла ему очередной подарок.
Карл, пошатываясь, вышел из трактира на берегу Рейна и подставил лицо осеннему дождю. В голове шумело; из трактира еще были слышны взрывы хохота, музыка и звон бьющихся кружек. «Черный кит» пользовался дурной славой, но нередко сюда заглядывали и вельможные особы. Такого посетителя нетрудно было узнать по высоко поднятому вороту и шляпе с мягкими широкими полями. Он приходил в простом шерстяном плаще, накинутом поверх дорогих одежд, и садился в стороне от других. Вскоре к нему подсаживался миловидный юноша, и еще через некоторое время оба поднимались по узкой лестнице в верхние комнаты.
Карл уже не раз бывал в этих комнатах.
Иногда он проклинал себя за то, что совершал. И за что только Господь взвалил на него такое бремя? Карл понимал, что это смертный грех, наказанием за который была смерть на костре. Но плоть слаба. Почему он не мог, как все другие мужчины, полюбить девушку? Это доводило его до отчаяния! Если то, что он делал, грешно – почему Господь создал его таким? Даже на исповеди Карл не осмеливался упоминать о своем проступке. Он опасался, что священник перед лицом столь тяжкого прегрешения нарушит тайну исповеди. Вместо этого Карл, словно одурманенный, бросался из одной авантюры в другую. Угрызения совести он глушил вином и шнапсом, которые в «Черном ките» лились в изобилии.
К горлу вдруг подступила тошнота. Вагнер сделал несколько неловких шагов к реке, упал на колени, и его вывернуло. В воде отражались огни портовых трактиров, что жались между многочисленными причалами, складами и рыбными лавками, завлекая посетителей проститутками и прочими запретными утехами. Карл согнулся в очередном спазме. Если б он мог таким же образом исторгнуть из себя эту пагубную страсть! Просто срыгнуть ее, как некоторые одержимые порой выплевывают ржавый гвоздь и исцеляются…
Но Карл чувствовал, что для него спасения нет.
Ему уготовано место в аду.