Сети сатаны

Фауст опустился на колени и долго гладил собаку, вспоминая прекрасные мгновения, пережитые вместе. Они были неразлучны с тех самых пор, как Иоганн покинул Гейдельберг, и пусть это была всего лишь собака, он любил ее больше, чем многих из людей. Фауст лег рядом с Сатаной перед камином и попытался почувствовать хоть какое-то тепло, остатки жизни. Но ощутил только холод.

В последнее время Иоганн многое перепробовал, чтобы помочь Сатане. Собирал в лесу еловые побеги и готовил из них отвар, прощупывал собаке живот. Когда же он наткнулся на твердый сгусток в нижней части живота, то понял, что надежды нет. Он мог лишь облегчить страдания. В сущности, Иоганн был рад, что Сатана умерла сама. Если б собаке стало еще хуже, ему пришлось бы убить ее. И он сомневался, что у него поднялась бы рука перерезать ей глотку.

Они похоронили собаку в яме, где до этого был закопан короб с книгами и подзорной трубой. Читать молитву показалось Иоганну неуместным, однако он долго стоял у засыпанной ямы, не замечая холода и пронизывающего ветра. Вагнер какое-то время постоял рядом, затем тяжело вздохнул, с сочувствием посмотрел на доктора и оставил его одного.

В те дни Иоганн не замечал ничего вокруг, не наблюдал за звездами, и даже шахматы не приносили ему радости. Он надеялся постичь здесь тайну своего рождения, но не выяснил ничего, и все надежды оказались напрасными. Теперь, когда Сатаны не стало, Фауст утратил волю к жизни, утратил ту силу, которая с детских лет заставляла его двигаться вперед. На него навалилась тяжелая усталость, и он лишь сидел, уставившись в огонь. Все эти годы, проведенные в странствиях, Иоганн только и делал, что бежал от самого себя. Что толку от всех его познаний? Ночами он все чаще сидел перед камином, глядя на остывающие угли.

На третий день Вагнер исчез.

Утром он не спустился вниз. Когда Иоганн поднялся на второй этаж, кровать оказалась пустой. Должно быть, на рассвете, когда Фауст провалился в сон, Вагнер прокрался мимо него и ушел навсегда. Иоганн не мог его винить. Он и сам сознавал, что за эти годы превратился в запальчивого, высокомерного и порой невыносимого человека. Теперь, лишенный воли к жизни, он и не мог быть наставником. С чего бы Карлу оставаться с ним? Если б его не обвинили в содомии, Вагнер многого добился бы. Он был умен и любознателен, пусть и несколько наивен для этого мира. При мысли о нем Иоганн вдруг ощутил тоску.

Поздно…

Странно только, что Вагнер не взял ни провизии, ни одеял. Лошадь тоже осталась. Как он собирался выжить в горах?

Несколько часов Иоганн сидел перед угасшим камином, пока снаружи бушевала вьюга. Ему хотелось покончить с жизнью. Стоило лишь выйти, лечь в снег и уснуть. Но куда уместнее было бы рассечь себе яремную вену ножом, подаренным Тонио.

Тонио…

Казалось, наставник будет преследовать его до конца дней, как и Жиль де Ре, чье странное имя никогда не давало ему покоя. Этот человек так и остался для него загадкой. Не раз Иоганну приходило в голову, что Агриппа, возможно, что-то знал о Жиле де Ре и сознательно умалчивал это. Но поздно было задавать вопросы.

Поздно было для всего.

Снаружи прокаркал ворон. Трижды, словно постучал в дверь.

Иоганн резко встал, поколебался мгновение, а затем направился к сундуку.

Будь ты проклят! Тебе меня не заполучить!

Нельзя, чтобы Тонио вновь получил над ним власть. И, похоже, был лишь один способ сбежать от него. На дне сундука лежал нож с инициалами. Иоганн взял его в руку и провел пальцем по острому лезвию. Казалось, клинок этот был выкован в жерле вулкана еще во времена сотворения мира.

Всего один удар, и бегству конец.

Наконец-то он вновь окажется с Маргаритой, с Валентином, с Мартином, с мамой – со всеми, кого он утратил, кого разочаровал.

Всего один удар…

Иоганн стиснул рукоять ножа и воздел, словно в ритуальном жертвоприношении.

Тебе меня не заполучить…

В этот миг послышался шум, скрипнула дверь. Фауст был уверен, что это Тонио. Наставник вернулся за ним.

Но вместо Тонио он увидел Карла Вагнера. Весь в снегу, юноша походил на белое чудище с раскрасневшимися щеками. С него капала вода, и под ногами у порога собирались лужи.

Иоганн опустил нож, у него задрожала рука. Он с трудом сдержал слезы, по-настоящему тронутый впервые за долгие годы. Что-то пронзило холодный панцирь вокруг его сердца, и для этого не понадобился нож. Вагнер не бросил его! Он стоял у двери и неуверенно улыбался. На руках у него был грязный сверток, в котором что-то пищало и барахталось. Вагнер осторожно развернул его.

Это был маленький щенок с черной как смоль жесткой шкурой. Виляя хвостом, песик неловко засеменил через комнату.

– Я не мог вынести вашего скорбного вида, – сказал Вагнер. – И вот, задумался, что бы могло вернуть вас к жизни.

Он кивнул на щенка. Тот неуклюже прыгал перед Иоганном и тявкал.