Но теперь, нежданно, словно ангел, в его жизни появился новый человек. Как будто Маргарита вновь протянула ему руку.
Господь давал ему возможность повернуть время вспять.
– Будем думать, – заявил Иоганн и уставился на план. – Может, нам придется выждать, пока Грету не осудят. И когда ее поведут на эшафот, у нас появится возможность спасти ее.
При этом он и сам понимал, что не сможет ждать так долго. Каждый день, проведенный в камере, становился для девочки тяжким испытанием. И без того странно было, что ее так долго держали под арестом и не приступали к допросу.
Вольфганг фон Айзенхофен едва ли не каждый день спрашивал Иоганна, как продвигаются дела с расследованием. Тот всякий раз обнадеживал его и отделывался небылицами о благополучном расположении звезд. В действительности его совершенно не волновало, кто стоял за этими убийствами, – ему хотелось лишь вызволить свою дочь и как можно скорее убраться из Нюрнберга.
Связи комтура и деньги позволили Иоганну и Валентину почти каждый день навещать Грету. Иногда Фауст приходил к ней один. Он брал с собой карты, монеты и разноцветные шары и показывал дочери фокусы, которыми когда-то веселил Маргариту. Так Иоганн надеялся хоть немного скрасить ее одиночество. Грета всегда радовалась, как в первый раз, когда он оживлял куклу или вытаскивал монетки у нее из-за уха.
Но больше всего Грету порадовал Сатана.
За щедрое вознаграждение тюремщик позволил Иоганну пронести в камеру пса. Сатана обнюхал отхожее ведро, потом запрыгнул на лежанку и лизнул Гретхен лицо, здорово ее развеселив. Потом он устроился у нее на коленях и дал себя погладить.
– Мне всегда хотелось завести собаку, – сказала Грета. – Но дядя Валентин сказал, что комтур этого не одобрит.
– Наверное, он опасается, что такой вот несносный пес навалит кучу посреди зала. – Иоганн улыбнулся. – Если его как следует натаскать, возможно, комтур и передумает.
Грета стала вдруг совершенно серьезной.
– Стражники называют меня ведьмой и говорят, что я отправлюсь на костер. Иоганн, мне так страшно! Я не хочу сгореть на костре!
– Ты… не сгоришь. – Фауст тяжело сглотнул. – Ты ведь не сделала ничего плохого.
– Но они говорят, что я ведьма! – Грета заплакала, и сердце у Иоганна болезненно сжалось. – А ведь я ничего не сделала! Я спустилась к реке, у моста возле больницы Святого Духа, и увидела там этого убитого мальчика. Все вокруг было в крови… – Она всхлипнула. – Это было ужасно! Притом что я даже не собиралась к реке. Это тот человек сказал, чтобы я пошла туда.
– Тот человек? – Иоганн резко выпрямился. Валентин об этом ни разу не обмолвился. – Что за человек?
– Я не знаю. На нем был черный плащ, и сам он был… черен, как ночь. А его глаза… в тумане казалось, будто они сверкают, как угольки. Он сказал, что у реки играют другие ребята, там у них музыка и сладости. Когда я пришла туда, там никого не оказалось, только этот мертвый мальчик под мостом. – Грета уставилась в пустоту и дрожащей рукой гладила Сатану. – А потом набежали стражники и у меня в сумке нашли какую-то вещицу. Вонючий бараний рог. Они сказали, что это дьявол дал мне его.
– Вполне вероятно, – произнес Иоганн так, чтобы не слышала Грета.
Его пробрала дрожь.
Он тоже видел такого человека, тогда в Эрфурте, а затем на пути в Гамбург. Должно быть, кто-то заманил Грету к убитому мальчику, и тот же человек, скорее всего, подсунул ей в сумку бараний рог. Только вот для чего? Эта история казалось Фаусту все более странной.
Некоторое время он хранил молчание. Сатана между тем прильнул к Гретхен и положил морду ей на колени, как будто знал ее уже не первый месяц.
– Ты не ведьма, – сказал наконец Иоганн.
За дверью послышались тяжелые шаги тюремщика, и он поднялся. Их время вышло.
– Ты не ведьма, – повторил Фауст. – И я обещаю, что вытащу тебя отсюда. – Он заставил себя улыбнуться. – Я же волшебник, не забывай об этом. Для меня нет ничего невозможного.
Иоганн обнял Грету так крепко, что почувствовал, как бьется ее сердце. Потом улыбнулся ей на прощание в надежде, что она не заметит страха в его глазах.
Пока тюремщик вел его к выходу, Фауст размышлял над тем, что рассказала ему Грета. Человек в черном и с горящими глазами отправил ее к мосту. Возможно, у нее просто разыгралось воображение: он тоже на пути в Гамбург принял за человека обыкновенное пугало. Природа порой богата на причуды. И все же странно, если б кто-то