Севастополь

Всплески у берега дали понять, что сигнал разобран. В ту же минуту над бухтой вспыхнули ракеты-люстры, выпущенные фашистами, а с пригорков и холмов застрочили пулеметы и автоматы, гулко закашляли минометы.

Множество голов чернело на поверхности моря; некоторые исчезали, другие ненадолго скрывались и, спустя несколько секунд, опять всплывали, уже ближе к судам.

Усталые до изнеможения люди карабкались на борт сейнеров и ничком валились на палубу.

Несмотря на сплошную огневую завесу, отряд почти вплотную подошел к берегу.

Враг не ожидал такой смелости. Огонь всех батарей и танков, сосредоточенных в окрестностях бухты Матюшенко, был перенесен на клочок берегового пространства, удерживаемый подразделениями морской пехоты, на узкий водный коридор между берегом и флотилией, на уязвимые с такого незначительного расстояния сейнеры. Они дымились, во многих местах просверленные зажигательными пулями, но продолжали курсировать вдоль отмели, хотя фашистские танки уже сползали с холмов к взморью.

— Уходите! — крикнул кто-то с берега. — Еще пять минут будем прикрывать вас! Уходите немедленно.

Командир отряда снял фуражку:

— Прощайте, товарищи!

— Да здравствует Севастополь! — отозвались с берега. — Да здравствует Сталин!

Погасли и вновь загорелись над бухтой ракеты-люстры. Сопровождаемые свистом снарядов и гулом разрывов, сейнеры, маневрируя, уходили все дальше от Северной стороны, пока не достигли спасительного поворота у Николаевского мыса.

Только там капитан-лейтенант вытер потный лоб, надел фуражку и вспомнил о раненом подростке.

— Есть ли среди вас врач? — обратился он к лежащим на палубе пассажирам и, когда один из них откликнулся, попросил осмотреть Кирюшу.

Узнав, в чем дело, врач спустился в кубрик.

Сейнеры успели ошвартоваться у Минной пристани. Беспокоясь за маленького моториста и ругая себя за то, что позволил ему пойти в опасную операцию, командир отряда направился в кубрик, но задержался на трапе у входа, заслышав голос Кирюши.

— Не знаю, доктор, как правильно. Я еще не читал той книги, — говорил Кирюша. — Ее мне подарил наш командир. Его рукою написано.

Капитан-лейтенант повернул обратно к рубке.

— Что с мальчуганом? — сдержанно спросил он, когда врач появился наверху.

— Все благополучно. Молодец паренек. Правда, потерял много крови, но сам извлек из раны осколок еще до моего визита. Я сказал, что придется эвакуировать его, а он вдруг заявил: "Пепел Севастополя стучит в мое сердце". Это ведь перефразировано из "Тиля Уленшпигеля", но мальчуган настаивает, что правильнее так, как он говорит, и ссылается на вас.

— И он прав! — подхватил капитан-лейтенант. — Для того книги и создаются, чтобы помогать нам любить и ненавидеть. Вот в чем смысл клятвы, которую Кирюша произнес перед вами, товарищ военврач. Я подарил ему книгу в день рождения, потому что сегодня нашему Кирюше исполнилось пятнадцать лет. Только пятнадцать, а из них он уже год воюет! Так пусть же пепел Севастополя стучит в его сердце, как сейчас звучат залпы наших орудий. Вот, узнаете?

Он стал называть огневые точки по знакомым с первого дня осады голосам: Малахов курган, Сапун-гору, тридцать пятую батарею, кочующие зенитки, стреляющие прямой наводкой по наземным целям Северной стороны. Потрясая ночь, над гулом залпов изредка слышался мощный раскат выстрела двухсотдесятимиллиметровой пушки, бьющей с участка артиллерийского училища по скоплениям вражеских войск. Ее рык звучал басовой октавой в грохоте канонады. Все теснее сжималось вражеское кольцо, но Севастополь продолжал сопротивляться до последнего снаряда, до последнего патрона, верный традициям черноморцев, о железной стойкости которых пели в эту минуту краткого отдыха на стоянке матросы сейнера:

…Раскинулось Черное море
У крымских родных берегов.
Стоит Севастополь в дозоре,
Громя ненавистных врагов! 

Евгений Петров Прорыв блокады [4]

Лидер «Ташкент» совершил операцию, которая войдет в учебники военно-морского дела, как образец дерзкого прорыва блокады. Но не только в учебники войдет эта операция, — она навеки войдет в народную память о славных защитниках Севастополя, как один из удивительных примеров воинской доблести, величия и красоты человеческого духа.

Люди точно знали, на что они идут, и не строили себе никаких иллюзий. «Ташкент» должен был прорваться сквозь немецкую блокаду в Севастополь, выгрузить боеприпасы, принять на борт женщин, детей и раненых бойцов и, снова прорвав блокаду, вернуться на свою базу.

26 июня в два часа дня узкий и длинный голубоватый корабль вышел в поход. Погода была убийственная — совершенно гладкое, надраенное до глянца море, чистейшее небо, и на этом небе — занимающее полмира горячее солнце. Худшей погоды для прорыва блокады невозможно было и придумать.

Я услышал, как кто-то на мостике сказал: "Они будут заходить по солнцу".

Но еще долгое время была над нами тишина, ничто не нарушало ослепительно голубого спокойствия воды и неба.