Читаем Севастопольская хроника полностью

Никто тогда еще в полку не знал о том, что восемнадцатого сентября в одесском порту начали высаживаться первые эшелоны 157-й стрелковой дивизии, а через два дня из Одессы в Севастополь отправился на «морском охотнике» капитан 1 ранга С. Н. Иванов для согласования планов штаба OOP по намечающемуся контрудару в Восточном секторе обороны и по высадке морского десанта в тылу у противника в районе Григорьевки. Эта операция, сложная и необычайно смелая, должна была освободить город от артиллерийского обстрела, особенно порт, единственную точку, связывающую осажденную Одессу с Большой землей.

Вместе со 157-й дивизией должны были прибыть гаубичный полк и батальон танков.

Поэтому, когда я впоследствии, выполняя настойчивую просьбу Осипова о танках, говорил с членом военного совета Азаровым и начальником политотдела Бочаровым, они односложно отвечали мне: пусть полковник Осипов не волнуется – будут танки.

Операция под Григорьевкой, как известно, началась не совсем удачно, а закончилась великолепно, и полк морской пехоты, которым командовал Я. И. Осипов, вернулся на прежние позиции, туда, где начинал свою боевую деятельность.

Одесса была избавлена от разрушительных артиллерийских обстрелов.

…Наступило время отъезда. Искать оказию долго не пришлось: через несколько часов из порта отправлялся в Севастополь «морской охотник» с ответственным работником штаба OOP, и мне сказали, что я могу составить ему компанию.

Катер уже ждал нас, как только мы очутились на борту, тотчас же последовала традиционная команда: «По местам стоять! Со швартов сниматься!» Взревели мощные моторы, и катер отвалил.

Всякое путешествие, даже непродолжительное, невольно вызывает раздумье: начинаешь грустить о тех, с кем расстаешься, и думать о том, что тебя ждет впереди.

Мне было как-то особенно тяжело расставаться с Одессой – здесь я познакомился со столькими интересными людьми!

Когда «морской охотник», выйдя из порта, развил полный ход и Одесса начала постепенно уходить за горизонт, стало еще грустнее, и мне вспомнилось: «Всего, что было, уже не будет. Всего, что будет, еще нет». Эти слова принадлежат, кажется, Альфреду Мюссе. Я попытался утешить себя сентенцией о том, что надо помнить о прошедшем и терпеливо и смело ждать будущее.

Но это нимало не утишило ту боль, которая обосновалась в сердце, и, сидя на палубе, на разножке, я смотрел на чистое, почти индиговое море и думал о людях, оставшихся в Одессе, о Москве и, конечно, о том, что меня ждет в Севастополе.

До поездки на Юг, на действующий Черноморский флот, я, как и многие, считал, что война будет недолгой – к зиме все вернутся по домам.

Пребывание в гарнизоне осажденной Одессы раскрыло глаза на то, что до сих пор виделось как бы в радужной дымке: я понял, что война будет долгая и жестокая. Разумеется, я ни на минуту не сомневался в нашей победе, но заплатить придется за нее дорого!


Катер подходит к мысу Лукулл. Подходя к этому месту, моряки считают, что они уже дома. Правда, надо еще пройти через Стрелецкий рейд, затем через ворота бонового заграждения – вот тогда ты действительно дома. А мыс Лукулл – это всего лишь порог того дома, который зовется Севастополем. Но вот мы проходим все, кладем руль вправо и входим в Южную бухту.

Попрощавшись с экипажем, мы сходим на берег: мне в гостиницу, а работнику штаба OOP на Флотский командный пункт – ФеКаПэ, – тут два шага.

В небе возникает знакомый гул немецких бомбардировщиков.

На кораблях раздаются беспокойные звуки колоколов громкого боя. Зычно и тревожно гудит Морской завод.

Где-то у внешнего рейда начинают стрелять зенитки… Очередной налет фашистской авиации на Главную базу Черноморского флота.

В городе уже нет той бросавшейся некогда в глаза суеты: врага встречает не безопытный новичок, а старый солдат, сам товарищ Севастополь. Зенитный огонь разбивает строй, а затем пушкари искусно сбивают с курса и не дают фашистам бросать бомбы в черте города и, как говорят в сводках, у важных объектов.

Быстро, почти незаметно прошли выхлопотанные мною дополнительные две недели.

Телеграмма, обязывавшая возвращаться в Москву, была неожиданной.

После Одессы я стал уже привыкать к севастопольской жизни тут и Главной базе Черноморского флота, редкий день обходился без налета вражеской авиации, зато, как в фокусе, сосредоточивались все события и новости: отсюда уходили и сюда возвращались с позиций подводные лодки, сюда же спешили после выполнения задания миноносцы, крейсеры, тральщики и «морские охотники».

Сюда пришла еще в первых числах сентября, до нашего с Хамаданом отбытия в Одессу, Дунайская военная флотилия, и Севастополь первым узнал о подвигах дунайцев, об их трудном и невероятном переходе с Дуная в Главную базу флота.

Дунайцы с первого же часа своего появления привлекли внимание севастопольцев: они были черные от загара и оборванны, как цыгане из беднейшего табора; все их обмундирование было замызгано и выжарено на солнце почти до полной потери своего естественного цвета. На ногах у многих были сапоги с короткими голенищами, в которые заправлены брюки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши ночи и дни для Победы

Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца
Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут «кукушата», ничем не отличается от зоны лагерной – никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней, отомстить за смерть своего товарища…«А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о котором мы сами не могли помнить. Это память в самом нашем происхождении…У кого родители в лагерях, у кого на фронте, а иные как крошки от стола еще от того пира, который устроили при раскулачивании в тридцатом… Так кто мы? Какой национальности и веры? Кому мы должны платить за наши разбитые, разваленные, скомканные жизни?.. И если не жалобное письмо (песнь) для успокоения собственного сердца самому товарищу Сталину, то хоть вопросы к нему…»

Анатолий Игнатьевич Приставкин

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Севастопольская хроника
Севастопольская хроника

Самый беспристрастный судья – это время. Кого-то оно предает забвению, а кого-то высвобождает и высвечивает в новом ярком свете. В последние годы все отчетливее проявляется литературная ценность того или иного писателя. К таким авторам, в чьем творчестве отразился дух эпохи, относится Петр Сажин. В годы Великой отечественной войны он был военным корреспондентом и сам пережил и прочувствовал все, о чем написал в своих книгах. «Севастопольская хроника» писалась «шесть лет и всю жизнь», и, по признанию очевидцев тех трагических событий, это лучшее литературное произведение, посвященное обороне и освобождению Севастополя.«Этот город "разбил, как бутылку о камень", символ веры германского генштаба – теории о быстрых войнах, о самодовлеющем значении танков и самолетов… Отрезанный от Большой земли, обремененный гражданским населением и большим количеством раненых, лишенный воды, почти разрушенный ураганными артиллерийскими обстрелами и безнаказанными бомбардировками, испытывая мучительный голод в самом главном – снарядах, патронах, минах, Севастополь держался уже свыше двухсот дней.Каждый новый день обороны города приближал его к победе, и в марте 1942 года эта победа почти уже лежала на ладони, она уже слышалась, как запах весны в апреле…»

Петр Александрович Сажин

Проза о войне
«Максим» не выходит на связь
«Максим» не выходит на связь

Овидий Александрович Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Тот самый военный разведчик, которого описал Юлиан Семенов в повести «Майор Вихрь», да и его другой герой Штирлиц некоторые качества позаимствовал у Горчакова. Овидий Александрович родился в 1924 году в Одессе. В 1930–1935 годах учился в Нью-Йорке и Лондоне, куда его отец-дипломат был направлен на службу. В годы Великой Отечественной войны командовал разведгруппой в тылу врага в Польше и Германии. Польша наградила Овидия Горчакова высшей наградой страны – за спасение и эвакуацию из тыла врага верхушки военного правительства Польши во главе с маршалом Марианом Спыхальским. Во время войны дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но так и не был награжден…Документальная повесть Овидия Горчакова «"Максим" не выходит на связь» написана на основе дневника оберштурмфюрера СС Петера Ноймана, командира 2-й мотострелковой роты полка «Нордланд». «Кровь стынет в жилах, когда читаешь эти страницы из книги, написанной палачом, читаешь о страшной казни героев. Но не только скорбью, а безмерной гордостью полнится сердце, гордостью за тех, кого не пересилила вражья сила…»Диверсионно-партизанская группа «Максим» под командованием старшины Леонида Черняховского действовала в сложнейших условиях, в тылу миллионной армии немцев, в степной зоне предгорий Северного Кавказа, снабжая оперативной информацией о передвижениях гитлеровских войск командование Сталинградского фронта. Штаб посылал партизанские группы в первую очередь для нападения на железнодорожные и шоссейные магистрали. А железных дорог под Сталинградом было всего две, и одной из них была Северо-Кавказская дорога – главный объект диверсионной деятельности группы «Максим»…

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне
Вне закона
Вне закона

Овидий Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Его первая книга «Вне закона» вышла только в годы перестройки. «С собой он принес рукопись своей первой книжки "Вне закона". Я прочитала и была по-настоящему потрясена! Это оказалось настолько не похоже на то, что мы знали о войне, – расходилось с официальной линией партии. Только тогда я стала понимать, что за человек Овидий Горчаков, поняла, почему он так замкнут», – вспоминала жена писателя Алла Бобрышева.Вот что рассказывает сын писателя Василий Горчаков об одном из ключевых эпизодов романа:«После убийства в лесу радистки Надежды Кожевниковой, где стоял отряд, началась самая настоящая война. Отец и еще несколько бойцов, возмущенные действиями своего командира и его приспешников, подняли бунт. Это покажется невероятным, но на протяжении нескольких недель немцы старались не заходить в лес, чтобы не попасть под горячую руку к этим "ненормальным русским". Потом противоборствующим сторонам пришла в голову мысль, что "войной" ничего не решишь и надо срочно дуть в Москву, чтоб разобраться по-настоящему. И они, сметая все на своем пути, включая немецкие части, кинулись через линию фронта. Отец говорил: "В очередной раз я понял, что мне конец, когда появился в штабе и увидел там своего командира, который нас опередил с докладом". Ничего, все обошлось. Отцу удалось добиться невероятного – осуждения этого начальника. Но честно могу сказать, даже после окончания войны отец боялся, что его убьют. Такая правда была никому не нужна».

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне

Похожие книги