Читаем Севастопольская хроника полностью

Эсминец «Бодрый» пришел раньше шхун, встал на рейде и высадил на шлюпке корректировочный пост и стал ждать. Он ждал долго, но никаких сигналов так и не дождался, снялся и ушел в Севастополь.

Ночью подгребли шхуны. К берегу они подойти не могли: Каламитский залив место для стоянок судов неудобное и опасное – тут тянутся подводные каменные гряды и банки, которые особенно опасны, когда дуют ветры. Одна из шхун все же пренебрегла опасностью и попыталась как можно ближе подойти к берегу. Эта попытка стоила ей жизни – высокой волной ее «обсушило», то есть выбросило на берег. Те шхуны, что стояли в море, снялись и ушли в Севастополь.

Так кончился второй день на батарее Заики. Лейтенант думал, что упадет от усталости, но отдыхать некогда. Требовалось восстановить два орудия и заново скомплектовать расчеты.

Всего лишь два часа было отведено на отдых личного состава.


Заика за эти дни лишь мельком видел жену, и она жила эти дни так же, как и он, без сна и отдыха – перевязывала раненых, делала операции, на которые в мирное время ни за что бы не решилась.

1 ноября батарея была поднята по тревоге с рассветом.

Шел дождь, холодный, густой. Противник, по-видимому, решил отдать батарею Заики «на съедение» своей тяжелой артиллерии и минометам, а моторизованная колонна, скорее всего, в эту драку не ввяжется – она двинется к главной цели – Севастополю.

Так это было или не так, конечно, у Заики точных данных на этот счет не имелось, но моторизованная колонна шла в сетке дождя из Ивановки на Дорт-Куль и на Булганак, пока не ввязываясь в борьбу с батареей. 54-я не могла пропустить такую цель – открыла по колонне сильный огонь.

В 9 утра штаб дивизиона потребовал к телефону Заику. Капитан Радовский начал разговор с того, что командование гордится пятьдесят четвертой и им, ее командиром, а затем сообщил, что Заике в дальнейшем предоставляется право действовать самостоятельно. Пообещал при первой возможности выслать корабль. Заика в ответ заверил капитана: личный состав и он сам будут драться до последнего дыхания – и попросил помочь авиацией. Капитан обещал. В заключение он рекомендовал этот разговор довести до сведения командного состава 54-й. Затем пожелал удачи и повесил трубку.

Заика на миг задумался – справится ли он? Много убитых и раненых на батарее… да и разрушений хватает. Должен справиться! Обязательно должен справиться!

Приказал сигнальщику разыскать комиссара.

Заика изложил свой разговор с командиром дивизиона. Муляр сказал:

– Что ж, командир, справимся. Три дня бьем врага. Будем так держать и дальше!

Оба – командир и комиссар – хорошо понимали, что батарея доживает последние часы, и эти часы она должна действовать так, как требует воинский долг. Об этом должны знать все батарейцы. Собрали командный состав.

Заика после краткой информации о разговоре с командиром дивизиона сделал небольшую паузу, оглядел собравшихся и сказал:

– Погода хуже некуда – ждать помощи от авиации мы не можем, рассчитывать только на себя! Глаз не спускать с неприятели, чаек – не считать. Мы по-флотски крепко дали по зубам врагу – не пустили его к Севастополю. В благодарность за это он не оставит нас в покое. Надо использовать время и подготовиться к предстоящему бою – поднести как можно больше патронов: в бою будет некогда, а главное – некому подносить. Ряды наши поредели. А теперь по местам!

Дождь, ливший с утра, после полудня прекратился – часам к четырем тучи сбились к востоку, в сторону гор, небо очистилось.

Как и предвидел лейтенант Заика, в шестом часу над батареей появилась немецкая авиация. Восемь бомбардировщиков Ю-88 двадцать минут бомбили батарею. Когда они ушли на свою базу, над 54-й повис дым.

К счастью, этот налет ощутимого урона не нанес. С наступлением сумерек Заика выслал несколько групп разведки. Сведения, которые принесли разведчики, были неутешительными: немцы окружили батарею и заняли селенья Береговое, Джавджурек, Дорт-Куль и Табаксовхоз.

Ночь прошла в тяжелой работе – артиллеристы во главе с командиром и комиссаром углубляли ходы сообщения между орудиями и погребами. Дело двигалось крайне медленно, землю размыло дождем, и темень стояла совершенно непроглядная. И все же ходы сообщения были углублены, а над входами в погреба, которые могли бы в случае приближения противника просматриваться, а стало быть, и легко простреливаться, были оборудованы специальные козырьки и для крепости засыпаны землей.

На сон артиллеристам оставалось не более двух часов.

После завтрака командир решил поговорить с личным составом.

В уме Заика приготовил замечательную речь, в которой было предусмотрено все – и о заклятом враге человечества – фашизме, и о Родине-матери, о долге и чести, а когда начал говорить, слова эти исчезли, пошли совсем иные и, пожалуй, единственные и самые нужные.

– Враг окружил батарею, – сказал командир, оглядывая артиллеристов, – вокруг нас никого нет! Нас мало, но у нас пушки, пулеметы, автоматы – это сила! Нам здесь стоять до последнего. Приказываю каждому исполнить свой долг до конца! Я кончил.

Не длиннее была речь и комиссара.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наши ночи и дни для Победы

Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца
Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

Роковые сороковые. Годы войны. Трагичная и правдивая история детей, чьи родители были уничтожены в годы сталинских репрессий. Спецрежимный детдом, в котором живут «кукушата», ничем не отличается от зоны лагерной – никому не нужные, заброшенные, не знающие ни роду ни племени, оборванцы поднимают бунт, чтобы ценой своих непрожитых жизней, отомстить за смерть своего товарища…«А ведь мы тоже народ, нас мильоны, бросовых… Мы выросли в поле не сами, до нас срезали головки полнозрелым колоскам… А мы, по какому-то году самосев, взошли, никем не ожидаемые и не желанные, как память, как укор о том злодействе до нас, о котором мы сами не могли помнить. Это память в самом нашем происхождении…У кого родители в лагерях, у кого на фронте, а иные как крошки от стола еще от того пира, который устроили при раскулачивании в тридцатом… Так кто мы? Какой национальности и веры? Кому мы должны платить за наши разбитые, разваленные, скомканные жизни?.. И если не жалобное письмо (песнь) для успокоения собственного сердца самому товарищу Сталину, то хоть вопросы к нему…»

Анатолий Игнатьевич Приставкин

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Севастопольская хроника
Севастопольская хроника

Самый беспристрастный судья – это время. Кого-то оно предает забвению, а кого-то высвобождает и высвечивает в новом ярком свете. В последние годы все отчетливее проявляется литературная ценность того или иного писателя. К таким авторам, в чьем творчестве отразился дух эпохи, относится Петр Сажин. В годы Великой отечественной войны он был военным корреспондентом и сам пережил и прочувствовал все, о чем написал в своих книгах. «Севастопольская хроника» писалась «шесть лет и всю жизнь», и, по признанию очевидцев тех трагических событий, это лучшее литературное произведение, посвященное обороне и освобождению Севастополя.«Этот город "разбил, как бутылку о камень", символ веры германского генштаба – теории о быстрых войнах, о самодовлеющем значении танков и самолетов… Отрезанный от Большой земли, обремененный гражданским населением и большим количеством раненых, лишенный воды, почти разрушенный ураганными артиллерийскими обстрелами и безнаказанными бомбардировками, испытывая мучительный голод в самом главном – снарядах, патронах, минах, Севастополь держался уже свыше двухсот дней.Каждый новый день обороны города приближал его к победе, и в марте 1942 года эта победа почти уже лежала на ладони, она уже слышалась, как запах весны в апреле…»

Петр Александрович Сажин

Проза о войне
«Максим» не выходит на связь
«Максим» не выходит на связь

Овидий Александрович Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Тот самый военный разведчик, которого описал Юлиан Семенов в повести «Майор Вихрь», да и его другой герой Штирлиц некоторые качества позаимствовал у Горчакова. Овидий Александрович родился в 1924 году в Одессе. В 1930–1935 годах учился в Нью-Йорке и Лондоне, куда его отец-дипломат был направлен на службу. В годы Великой Отечественной войны командовал разведгруппой в тылу врага в Польше и Германии. Польша наградила Овидия Горчакова высшей наградой страны – за спасение и эвакуацию из тыла врага верхушки военного правительства Польши во главе с маршалом Марианом Спыхальским. Во время войны дважды представлялся к званию Героя Советского Союза, но так и не был награжден…Документальная повесть Овидия Горчакова «"Максим" не выходит на связь» написана на основе дневника оберштурмфюрера СС Петера Ноймана, командира 2-й мотострелковой роты полка «Нордланд». «Кровь стынет в жилах, когда читаешь эти страницы из книги, написанной палачом, читаешь о страшной казни героев. Но не только скорбью, а безмерной гордостью полнится сердце, гордостью за тех, кого не пересилила вражья сила…»Диверсионно-партизанская группа «Максим» под командованием старшины Леонида Черняховского действовала в сложнейших условиях, в тылу миллионной армии немцев, в степной зоне предгорий Северного Кавказа, снабжая оперативной информацией о передвижениях гитлеровских войск командование Сталинградского фронта. Штаб посылал партизанские группы в первую очередь для нападения на железнодорожные и шоссейные магистрали. А железных дорог под Сталинградом было всего две, и одной из них была Северо-Кавказская дорога – главный объект диверсионной деятельности группы «Максим»…

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне
Вне закона
Вне закона

Овидий Горчаков – легендарный советский разведчик, герой-диверсант, переводчик Сталина и Хрущева, писатель и киносценарист. Его первая книга «Вне закона» вышла только в годы перестройки. «С собой он принес рукопись своей первой книжки "Вне закона". Я прочитала и была по-настоящему потрясена! Это оказалось настолько не похоже на то, что мы знали о войне, – расходилось с официальной линией партии. Только тогда я стала понимать, что за человек Овидий Горчаков, поняла, почему он так замкнут», – вспоминала жена писателя Алла Бобрышева.Вот что рассказывает сын писателя Василий Горчаков об одном из ключевых эпизодов романа:«После убийства в лесу радистки Надежды Кожевниковой, где стоял отряд, началась самая настоящая война. Отец и еще несколько бойцов, возмущенные действиями своего командира и его приспешников, подняли бунт. Это покажется невероятным, но на протяжении нескольких недель немцы старались не заходить в лес, чтобы не попасть под горячую руку к этим "ненормальным русским". Потом противоборствующим сторонам пришла в голову мысль, что "войной" ничего не решишь и надо срочно дуть в Москву, чтоб разобраться по-настоящему. И они, сметая все на своем пути, включая немецкие части, кинулись через линию фронта. Отец говорил: "В очередной раз я понял, что мне конец, когда появился в штабе и увидел там своего командира, который нас опередил с докладом". Ничего, все обошлось. Отцу удалось добиться невероятного – осуждения этого начальника. Но честно могу сказать, даже после окончания войны отец боялся, что его убьют. Такая правда была никому не нужна».

Овидий Александрович Горчаков

Проза о войне

Похожие книги