Севастопольская хроника

Герой другой известной повести П. Сажина «Трамонтана» — Данилыч фактами своей биографии, да и особенностями характера с поверхностного взгляда мало чем похож на Кирибеева. В нем нет той бушующей страсти, того причудливого перелива чувств, переживаний, той сшибки противоположных, несовместимых друг с другом состояний, переживаний, которые так отчетливо выражены в натуре капитана. Данилыч по сравнению с кипящим Кирибеевым проще, яснее. Но в этом обыкновенном, ничем особенным не выделяющемся рыбаке мы обнаруживаем то возвышенное, доброе, масштабное, что роднит его с Кирибеевым. Не случайно повести, предпослан эпиграф: «Человек без огня в душе, что птица без крыльев». Есть в душе Данилыча этот огонь, эта забота о мире, вселенной, о человеческой судьбе. Данилыч не оперирует широкими, емкими, социальными и нравственными категориями. Он говорит искренно, без рисовки, без патетики: «Хочу жить, как все! Работать, дела хочу!» Данилыча занимает все, что касается жизни, благополучия людей, охраны окружающей среды, моря, животных. До всего есть ему дело. Повесть аллегорически названа именем ураганного северо-восточного ветра — трамонтана, не знающего покоя. Данилыч уподобляется этому ветру. Человек он отличный, неподкупный; справедливый. Для себя ничего, а за другого в огоньполезет. И сделает это незаметно, без аффекта, ни единым словом, ни единым жестом не подчеркивая готовность к самопожертвованию. Человек обязан делать добро для людей, никогда не останавливаться в пути, находиться в состоянии вечного движения, непокоя. Душу человеческую на пенсию не поставишь. «А я считаю так, — говорит Данилыч, — горе горюй, а руками воюй. Рук пет — зубами, Зубы в драке отбили — головой. Человек, пока ты живой, на пенсию не становись. Работай! Бейся!» Главное в жизни — действие. С этим девизом жил до последней минуты рыбак и воин Шматько Александр Данилыч, человек с чистой совестью; прямой и отважный, щедрый душой, одаренный безупречной нравственностью, умеющий, любить до боли и ненавидеть непримиримо.

Талантливые самобытные повести «Капитан Кирибеев» и «Трамонтана» по достоинству снискали признание читателей. О них по справедливости много похвальных слов сказала литературная критика.

«Севастопольская хроника» также названа писателем повестью. Заглавие произведения как будто невольновступает в противоречие с его жанровым обозначением. В силах ли хроника быть повестью? Возможно, заглавие условное и то, что изображено в повести, имеет лишь косвенное отношение к Севастополю и хронике вообще? Однако «Севастопольская хроникам имеет право называться повестью. Вместе с тем все, о чем рассказано в ней, напоминает сжатую, эмоционально спрессованную хронику из героических военных будней Севастополя.

В последнее время критика немало пишет о документальной литературе, о властном вторжении фактов, хроники, реальных событий в эстетическую структуру литературных произведений. Некоторым кажется, будто вытеснение документом вымысла, воображения неизбежно и продиктовано велением времени, требующего абсолютной достоверности изображаемого. Но не существует понятия «чистой», стерилизованной документальности, копирующей полностью сущее. Простое, скрупулезное описание событий и фактов, имевших место в жизни, не есть еще документальное произведение.