Севастопольские записки

Моя миссия выполнена. Собираюсь уезжать. Генерал Коломиец просит заехать в медсанбат и передать его приказ о передислокации.

Я и сам хотел побывать у медиков, узнать, в каком состоянии Васильев. Около четырех часов утра разыскал начальника санитарной службы Б. И. Варшавского. От него узнал, что Васильев недавно умер. Умер в полном сознании и перед смертью просил, чтобы осторожно сообщили жене и детям. Так и погиб этот мужественный, высокообразованный и в высшей степени тактичный человек.

С тяжестью на душе еду в штаб. Знаю, что он должен на рассвете переезжать. Спешу, чтобы во что бы то ни стало еще застать его на месте, доложить о выполнении приказа и о мотоциклистах.

Штаб застал в готовности к переезду, но ни командарма, ни начальника штаба уже не было, они ночью выехали в дивизии.

Начальник оперативного отдела полковник Н. И. Крылов, тоже собиравшийся уезжать, приказал мне возглавить переезд штаба. Он коротко рассказал, что положение за ночь на всем фронте резко ухудшилось Члены Военного совета, руководящий состав штаба и политотдела разъехались в войска, чтобы на месте принимать необходимые решения.

Раздождилось. На дорогах непролазная грязь. Хорошо, что погода не летная и вражеская авиация бездействует. С трудом, увязая в грязи, черепашьим темпом добираемся до нового места. Машин не разгружаем. В такой неясной обстановке возможны новые перемещения. Да и само место (брошенная животноводческая ферма) не отвечало требованиям размещения штаба армии.

Нервничаю: связи нет ни с кем. С крыши коровника вдали, в степи, видны всадники — вероятно, наши кавалеристы. Но вот наконец на горизонте появляется автомашина и, с трудом пробираясь по размытой дороге, направляется к нам. Из машины выходит Крылов. Первый его вопрос: был ли командарм? Отвечаю, что не был.

Оставляем на крыше наблюдателя и заходим в помещение. Хорошо, что не разгружались! Крылов показывает на карте пункт, куда нам нужно следовать.

Во время разговора вбегает наблюдатель и срывающимся голосом кричит: «Танки! Немецкие танки!»

Выскакиваем из помещения. Действительно, примерно в километре or нас, за ложбиной, остановился немецкий танк. В сумерках на нем виден фашистский крест. Постояв некоторое время, танк медленно уполз назад.

Под прикрытием наступившей темноты трогаемся с места. В пути нас догоняют командиры штаба и политотдела, ездившие в войска.

Новый пункт размещения штаба, куда мы добрались часам к двенадцати ночи, — небольшая глухая деревенька с трудно выговариваемым названием.

Разместились в школе и в пустом магазине, товары из которого еще днем были розданы населению.

Часов около двух ночи стали съезжаться командиры связи. Все спрашивали меня, где командарм, где начальник штаба, где начальник оперативного отдела. Аян сам не знал.

Приехал командир 95-й дивизии генерал-майор В. Ф. Воробьев и тут же вызвал меня. Я застал его возбужденным и расстроенным. В ответ на мое приветствие он резко спросил:

— Где командарм, где начальник штаба или начальник оперативного отдела?

— Не знаю.

— Какова дальнейшая задача дивизии?

— Мне неизвестно.

— Вы здесь старший из офицеров штаба армии и обязаны знать. В крайнем случае принять решение…

Но разве я мог принимать какое-либо решение, будучи мало осведомленным о положении на фронте, не зная, каковы замыслы командарма? Да и вправе ли я вообще брать на себя такую ответственность?

Немного успокоившись, Воробьев уехал.

Часа полтора спустя прибыл Крылов. Не раздеваясь, он прилег на скамью и моментально уснул, попросив разбудить его, когда приедет командарм.

Петров приехал под утро. Спросил, кто есть из офицеров штаба и политотдела. Я доложил, что возвратились полковник Крылов и начальник политотдела Л. П. Бочаров, доложил и о разговоре с генералом Воробьевым, на что командарм ответил, что об этом он уже знает, что сам был в штабах всех дивизий. Я хотел было разбудить Крылова, но Петров предупредил меня, чтобы я не делал этого, а садился писать приказ об отходе армии. Сам же, развернув карту, красным карандашом начал чертить на ней план отхода каждой дивизии. Делал он это быстро, движения его были резки. Заметно усилившийся тик головы свидетельствовал об огромном нервном напряжении.

Закончив работу, он подозвал меня и спросил:

— Понятно? Вопросы будут?

Отход армии планировался к Севастополю. Я спросил командарма, правильно ли понял его замысел. Он ответил:

— Правильно. Вносите все в приказ, а я немного отдохну. Часа через два разбудите.

На карте, переданной мне Иваном Ефимовичем, кроме дивизий нашей армии — 25, 95, 421-й стрелковых и 2-й кавалерийской, — были намечены пути отхода также 157, 172, 184, 271 и 276-й стрелковых, 40-й, 42-й кавалерийских дивизий и 7-й бригады морской пехоты. Видимо, недавно образованный штаб войск Крыма передавал их в подчинение армии. Правда, 172, 40 и 42-я дивизии фактически уже были в составе армии во время боев на перешейке.

Я разбудил машинистку и начал диктовать ей приказ.