Севастопольский бронепоезд

Налетели штурмовики. Они шли низко над землей, сея огонь и оставляя черные следы разрывов. Комендоры не прекращали огня. Один из самолетов спикировал так низко, что казалось, уже не выйдет из пике. Но у самой земли вдруг взмыл, и в ту же секунду пулеметные очереди стеганули по платформе, подняв фонтанчики ржавой пыли.

Налет продолжался несколько минут, но особого урона бронепоезду он не принес. Лишь после команды «отбой» по боевым постам разнеслась весть: ранен капитан Саакян…

Во время налета он управлял стрельбой с открытой площадки командного пункта. Его ранило в самом начале боя, но он продолжал руководить боевыми действиями экипажа, пока не потерял сознание.

И вот по бронепоезду разнеслось:

— Командир ранен…

Весть эта потрясла всех. Каждому хотелось поскорее узнать, каково состояние командира, есть ли надежда на спасение. Но лишь после возвращения на стоянку комиссар собрал личный состав и рассказал, как это было.

— Самолеты отштурмовались, зенитчики уже отогнали их, капитан скомандовал «отбой». Я хотел что-то сказать ему, глянул, а он падает. Не успел даже поддержать его. А на палубе под ним лужа крови.

Матросы молчаливые, угрюмые. Жалко капитана. Все любили его.

Вечером, когда мы прибыли в Севастополь, раненого командира отправили в госпиталь.

Командование бронепоездом временно принял на себя старший лейтенант Чайковский, обязанности помощника стал выполнять Кочетов.

С ними мы несколько раз выходили в боевые рейсы. А через пять дней прибыл новый командир бронепоезда — инженер-капитан-лейтенант Харченко.

Обычно бывает трудно привыкнуть к новому командиру. Но Михаил Федорович быстро завоевал наше уважение. Холодок отчуждения растаял после того, как мы узнали его биографию. В гражданскую войну он семнадцатилетним парнем вступил в красногвардейский отряд А. В. Мокроусова и прошел путь от рядового бойца до командира бронепоезда «Ураган», награжден орденом Красного Знамени. В мирное время работал судовым механиком и техником по судоремонту.

С первого же дня между командиром и комиссаром установились такие отношения, какие и должны быть у людей, которым доверены судьбы многих воинов. У них много общего: оба воевали в гражданскую, у обоих за плечами большая и суровая школа жизни. Харченко воевал под командованием Ворошилова, Порозов овладевал искусством партийно-политической работы под руководством комиссара Фурманова.

Харченко всегда говорил быстро, словно боясь чего-то не досказать, а когда волновался, начинал заикаться — давала о себе знать перенесенная контузия. Порозов — наоборот: взвешивал каждое слово, говорил неторопливо, но за каждым его словом чувствовалась правота и убежденность.

Комиссар и командир как нельзя лучше дополняли друг друга. И хотя оба пользовались одинаковыми правами, Харченко чувствовал, что старшим на бронепоезде является Порозов, и не противился этому.

Я встретился со своими одесскими друзьями — Ноем Адамия и Яшей Стрижаком. Узнав, где стоит бронепоезд, они заглянули ко мне. Гостей сразу же окружили товарищи. Железняковцы живо интересовались делами на передовой. А друзьям было что рассказать. Слава о снайпере Ное Адамия гремела по всему Севастополю. Газеты часто писали и о бесстрашном командире орудия Якове Стрижаке. Оба уже были награждены орденами.

Вспомнили мы Одессу, боевых друзей, погибших товарищей.

Особенно обрадовался наш старшина Джикия: отвел душу, поговорил с Ноем на родном грузинском языке, по которому успел соскучиться, — на бронепоезде он единственный грузин.

Подошел Харченко. Я представил своих друзей. Они рассказали, что на передовой знают о боевых делах бронепоезда, восхищаются храбростью железняковцев. Приятно было и командиру, и всем нам слышать такие слова.

Командир разрешил мне проводить Ноя и Якова. И вот мы идем по улицам Севастополя. Трудно узнать город. Всюду груды щебня, дымятся неостывшие пожарища. Людей не видно. Город ушел под землю. Предприятия, госпитали, учреждения, магазины, столовые переселились в подвалы и штольни.

На улице Карла Маркса мы закусили в подземной столовой. Посмотрели фильм в подземном кинотеатре. И даже сфотографировались на память в подземном фотоателье. Город живет!

Вечером расстались, уговорившись чаще встречаться. Но увидеться нам уже не довелось. Ной Адамия, ставший известным снайпером, Героем Советского Союза, погиб в последние дни обороны города. Смертью храбрых пал на севастопольской земле и артиллерист Яша Стрижак…

Передышка на фронте была недолгой. Потерпев поражение после первых боев, фашисты снова перегруппировались, подтянули свежие части с других участков и начали усиленно готовиться к новому штурму. Активнее стала действовать вражеская авиация.

Появились тяжелые батареи, танковые соединения.

Но и наше командование умело использовало передышку: формировались новые части и подразделения, пополнялись запасы оружия и боеприпасов, укреплялись подступы к Севастополю.

Боевой дух защитников города поднимали победы наших войск под Тихвином, Ростовом. Больше всего обрадовала нас весть о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой.