Севастопольский бронепоезд

С бронепоезда мы видели только небольшой участок фронта. Но это был как раз тот участок, где наши пехотинцы отходили под натиском численно превосходящего врага. Разгоряченные боем гитлеровцы во весь рост шли вдоль железнодорожного полотна, и их густые цепи оказались хорошей мишенью для наших пулеметчиков и артиллеристов. Вражеские солдаты и офицеры заметались в поисках укрытий, а затем кинулись прочь от железной дороги, оставляя на снегу десятки убитых и раненых.

Ободренные мощной поддержкой бронепоезда, наши пехотинцы перешли в контратаку и отбросили немцев на исходные позиции.

После одиннадцати часов гитлеровцы под прикрытием дымовой завесы вновь поднялись в атаку. Она длилась около часа. И снова в самый решающий момент боя бронепоезд «Железняков» ринулся на врага.

«Как ненавидели этот бронепоезд немцы, и сколько добрых, полных благодарности слов говорилось в его адрес нашими бойцами и командирами, — писал впоследствии полковник И. Ф. Хомич. — На бронепоезде работали моряки. Отвага черноморцев давно вошла в поговорки. Бронепоезд и в самом деле налетал на противника и вел огонь с такой стремительной неожиданностью, словно бегал не по рельсам, а прямо по неровной земле полуострова».

В этот последний день 1941 года гитлеровцам не только не удалось продвинуться вперед в направлении Северной стороны, но и пришлось основательно потесниться.

Отбив атаки, 345–я стрелковая дивизия перешла в наступление и отбросила врага за Бельбекскую долину.

Вечером 31 декабря бронепоезд перешел в Троицкий тоннель. И первая весть, которую мы услышали здесь, была о десанте советских войск в Керчи и Феодосии.

Мы с восхищением читали сообщение о мужестве моряков крейсера «Красный Кавказ», который, прорвав цепи заграждения, ворвался в Феодосийскую бухту и огнем своей могучей артиллерии открыл путь десантным судам.

Это было лучшей помощью защитникам Севастополя. Гитлеровцы были захвачены врасплох. Для борьбы с десантом им пришлось перебрасывать войска на восточное побережье полуострова и временно прекратить штурм главной базы флота.

Небольшую передышку получил и экипаж бронепоезда. Командование решило устроить личному составу новогодний вечер с праздничным ужином.

Все привели себя в порядок, почистились и принарядились. Аркадия Каморника нарядили Дедом Морозом. Девушки украсили новогоднюю елку, припасенную на этот случай старшиной группы комендоров Ваней Гуреевым.

Пришли командир и комиссар, поздравили моряков с Новым годом. Комиссар поднял тост за нашу грядущую победу. Вспомнили раненых, находящихся в госпитале. В глубоком молчании почтили память погибших.

Радисты тем временем установили громкоговоритель. Без десяти минут двенадцать раздался голос Михаила Ивановича Калинина. Железняковцы в торжественном молчании слушали новогоднюю речь Председателя Президиума Верховного Совета.

Пришли поздравить нас и наши боевые друзья — морские пехотинцы, армейцы, с которыми мы плечом к плечу воюем на севастопольской земле.

Расходились далеко за полночь. Выйдя из тоннеля, вдыхали полной грудью свежий морозный воздух, которого нам часто недоставало в казематах. Вдали виднелись вспышки зарева, оттуда доносилось уханье орудий, четко отстукивали короткими очередями пулеметы. Мы давно уже привыкли к этому.

Но вот к раскатистому эху канонады прибавляется еще один звук — противный, воющий. И сразу вверх взмывают голубые щупальца прожекторов. В высоком луче, упирающемся в черноту неба, ярко вспыхивает, как светлячок в ночи, небольшая точка. И все щупальца мгновенно протягиваются к ней, скрещиваясь в тугом узле.

И уже где–то в поднебесье возникает ровный гул наших ястребков. Их не видно, но они неумолимо приближаются к освещенной лучами точке. Еще минута, две — и рядом с пучком щупалец вспыхивают россыпи разноцветных пунктиров. Очереди трассирующих пуль повторяются еще и еще раз — и вот светлая точка в перекрестии вспыхивает ярким пламенем и проваливается в бездну ночи. Но лучи вздрагивают и падают, снова и снова скрещиваясь на горящем факеле. Так и провожают его до самой земли. Мощный взрыв сотрясает окрестности, и снова все затихает. Лучи прожекторов еще несколько секунд лениво шарят по небу, но там уже ничего нет, и они гаснут, уступая место морозной темноте.

Спать идти не хочется. Мы бродим вдоль железнодорожного полотна и молча думаем каждый о своем. Впрочем, вряд ли у кого–нибудь есть мысли, не связанные с судьбой города, который мы отстаиваем, с судьбой родных и близких, которых война разбросала по огромной территории, с судьбой всей нашей необъятной страны.

Небо постепенно начинает розоветь, и вот уже все более властно заявляет о себе рассвет.

Наступило утро. Утро нового, 1942 года.

Днем мы пополнили боезапас, заправили паровозы, а ночью вышли в очередной рейс.

Бронепоезд шел бесшумно. Машинисты так вели состав, что даже легкого стука не было слышно. Ни одна искра не вылетела из труб паровозов, а легкий сизый дымок рассеивался, сливаясь с низко нависшими снеговыми тучами.

Командир радовался: вот–вот незаметно подойдем к намеченной позиции. Но внезапный удар не состоялся.