Севастопольский бронепоезд

До конца марта наш отряд действовал на дорогах, срывая вражеские перевозки. Оккупанты не успевали восстанавливать взорванные нами мосты. Полетело под откос несколько железнодорожных составов с грузами и пополнением для фронта.

Уже таял снег. Набухли почки на деревьях. Радовались мы солнцу. Скоро опять зазеленеет лес — наша надежная защита.

Большая земля регулярно присылает к нам самолеты со всем необходимым. Теперь боеприпасы у нас в избытке, спешим этим воспользоваться. Десятки боевых групп уходят из лагеря на различные задания: взрывать дороги и мосты, громить мелкие вражеские гарнизоны.

Понемногу налаживается дело с питанием. У нас теперь свой аэродром, на котором принимаем самолеты почти без помех. Раненые, требующие серьезного лечения, отправляются по воздуху на Большую землю.

Мы с друзьями редко бываем в лагере. Только выполним одно задание, получаем другое. В конце апреля наша группа под командованием комиссара Захаринского побывала у деревни Холопиничи, где размещался большой немецкий гарнизон. Иван Тарахович и Николай Зеленков заминировали мост возле самой околицы. На минах подорвалась легковая машина, в которой, как потом выяснилось, ехали представитель ставки Гитлера и с ним три старших чина немецкой армии. Никто из них не спасся.

По дороге в лагерь нам встретились жители деревни Дуброво. Сообщили, что у них зверствуют полицаи. Забрали последнее, а многих людей угнали куда–то. В деревне полицаи схватили шестерых партизан из отряда Полонейчика. Пятерых здесь же казнили. Вырезали на спинах звезды и посыпали солью, приговаривая:

— Вы в лесу живете без соли, так вот мы попотчуем.

(Мы действительно бедствовали без соли. Сначала ее добывали из минеральных удобрений, сохранившихся в колхозах, но гитлеровцы, узнав об этом, уничтожили все запасы удобрений.)

Потом изверги выкололи своим жертвам глаза, отрезали носы и уши и наконец пристрелили. Одного из партизан оставили в живых и увезли с собой.

— Давно уехали? — спросил комиссар.

— Да только что. Наверное, сейчас на греблю выедут.

— Много их?

— С полсотни.

Задумался Илья Ильич. Нас всего двадцать пять. Но вооружение группы приличное: три пулемета; пятнадцать автоматов. У остальных карабины и гранаты.

— Пошли! — решил комиссар.

Ускоренным маршем двинулись мы к гребле. Здесь расположились в засаде. Десять человек залегли на опушке леса возле самой дороги, пять — на просеке, остальные — в березняке перед болотами.

Ничего не подозревая, полицаи приближались к засаде. Десять конников впереди, за ними пять груженых подвод, затем человек пятьдесят пленных крестьян. Колонну замыкали сорок пеших полицаев и четыре немца.

— Смерть предателям и изменникам! — крикнул комиссар, выбежав из кустов, и в упор начал косить полицаев длинными очередями автомата. По примеру Ильи Ильича мы тоже выскочили из укрытия и открыли огонь. Кони шарахнулись в сторону. Полицаи не успели даже снять со спины оружие. Бросились к просеке. Там по ним ударили пулеметы. Спасаясь от пуль, полицаи и гитлеровцы побежали в болото. Лошади захлебывались в жидкой трясине. Дико ревели полицейские, тонущие в болоте вместе с лошадьми.

Мне было жалко лошадей. Они–то за что страдают?

Минут через десять все было кончено. Крестьян, разбежавшихся во время боя по лесу, собрали, велели им взять все добро, награбленное полицаями. Освобожденные не захотели возвращаться в деревню. Упросили нас взять с собой в лес.

Можно смело сказать, что в мае не было ночи без взрывов партизанских мин, без зарева от горящих немецких складов. Стрекот автоматов и пулеметов стал привычной ночной музыкой для жителей партизанского края. Народные мстители активно действовали, помогая Советской Армии.

9 мая 1944 года меня вызвали в штабную землянку. Командир отряда Юневич, довольный, сияющий, подал листок бумаги:

— Читай, моряк!

Это была записанная радистом сводка Совинформбюро. В ней сообщалось, что нашими войсками освобожден Севастополь.

— От всей души поздравляю и тебя и Дутченко. Скажи ему, что в честь этого события мы выходим сегодня на большое дело. Будем минировать шоссе Бобруйск — Минск. И ставить мины я поручаю вам, черноморцам, нынешним именинникам.

С каким волнением мы с Мишей шли на это задание! Группу вел сам Павел Михайлович Юневич. На наших минах подорвалось два грузовика с солдатами. Тех, кто не был уничтожен взрывом, перестреляли пулеметчики. Потом мы поставили еще несколько мин. Все они сработали. Движение по шоссейной дороге было застопорено до самого утра.

В июне партизаны получили приказ: диверсии и нападения на гарнизоны прекратить, переключиться всецело на сбор разведывательных данных. Мы догадывались, что это означает: фронт готовится к наступлению. И партизаны отнеслись к делу со всем старанием.

В ночь на 22 июня нас разбудила канонада. Гром ее перекатывался по лесу. Небо на востоке пылало.

— Фронт пошел! — послышались радостные голоса.

Люди кричали «ура!», летели вверх шапки.

А ночь уже дрожала от гула самолетов. Теперь грохот доносился и справа, и слева, и сзади. Летчики бомбили разведанные нами цели.