– Вот пусть там и окапывается. Мы же – десантники, нам фронт не держать. Поэтому разбивай свои подразделения на группы, которые, прочесывая степь и истребляя противника, должны отходить к южной части Большого Аджалыка, к Новой Дофиновке. Только учти: отдельные подразделения румын уже прорываются по перешейку и мелководью на восточный берег Большого Аджалыка, а затем отходят на север, в степь. Причем отходят в основном плавнями или по их степной кромке. Напролом идут, поскольку терять им нечего.
– Понял, учту.
– Моряков своих зря не губи, но ряды отступающих старайся прореживать основательно.
– У нас в батальоне это называется «снайперским отстрелом». Кстати, слышу, что в вашей стороне все грохочет.
– Это «снайперским отстрелом» занимается наша артиллерия.
Еще разговаривая по рации, Гродов обратил внимание, что Злотник и Малюта привели на НП пленного младшего лейтенанта, совсем еще мальчишку – худощавого, перепуганного, с застывшими от ужаса, слезящимися глазами.
– Это еще кто такой? – сурово поинтересовался Гродов, вставая перед пленным, как великан перед пигмеем.
– Да вот, в плен взяли… – ответил Малюта.
– А зачем… взяли?
– Да как-то так случилось. Сдался.
– И что теперь, прикажешь здесь, на плацдарме, в тылу врага, создавать лагерь для военнопленных?
– И я о том же, – поддержал майора Злотник. – Я же тебе, Малюта, говорил: «Что за понты? Кому этот фраерок здесь нужен?».
– Сам не знаю, как получилось… Очень уж умолял не убивать его. С командиром просил свести, по-нашему калякает. Николаем зовут, Николае – по-ихнему. Младший лейтенант Николае Нигрескул. Ведь просил же свести с командиром, – подтолкнул Малюта пленного в спину. – Чего теперь отмалчиваешься?
– Просил, – ответил тот по-русски. – И сейчас прошу: не убивайте меня.
– Уверяет, что только неделю назад ему присвоили офицерское звание. Досрочно, поскольку он только год проучился в военном училище, юнкер, словом. Хотя, если так, на вид – босота слободская, да и только. Но убеждает, что вроде бы из наших молдаван происходит, из бессарабских.
– Это ничего не меняет.
– Оно, конечно… А все же… Ну, говори, что хотел, – вновь подтолкнул Малюта кулаком пленного. – Вот он перед тобой, сам командир полка, Черный Комиссар. Так вы, кажется, его называете?
– Вы и есть тот самый Черный Комиссар?! – изумленно спросил Николае по-румынски, забыв, что перед ним русский.
– Тот самый, можешь не сомневаться, – сурово заверил его Гродов по-румынски.
– В штабе и в окопах о вас говорят очень часто. И всякий раз – как о самом страшном человеке, который находится в стане противника. Утверждают, что так повелось еще со времени вашего дунайского десанта.
– То есть ваши солдаты уже знают, кто командует десантниками?
– Даже ночью, когда еще не было точно известно, кто именно высадился, слух пошел, что русские опять послали к нам в тыл Черного Комиссара.
– И в штабе известно было, что мы готовим высадить десант? – майор пока что умышленно не требовал от пленного объяснений по поводу того, с каким штабом тот связан. Хотел, чтобы парнишка сам раскованно разоткровенничался.
– Немецкая разведка сообщала, что где-то под Севастополем готовится большой десантный отряд морских пехотинцев, который еще до конца сентября должен высадиться под Одессой. Однако в нашем штабе не восприняли эти сведения всерьез, потому что были уверены: до конца сентября город будет нашим. Так приказал маршал Антонеску.
Морские пехотинцы в очередной раз вопросительно переглянулись: они явно теряли интерес к этому «завоевателю Транснистрии».
– Ты действительно намеревался сообщить мне что-то важное? – спросил Гродов только для того, чтобы оттянуть оглашение приговора.
– Никак нет, – пробормотал младший лейтенант. – Хотел попросить, чтобы вы не расстреливали меня.
– Не расстреливали, значит? Что же прикажешь делать с тобой? – критически осмотрел его командир десантного полка.
– Отпустить, – потупив глаза, подсказал Николае. – Клянусь, что ни одного вашего солдата я убить не успел.
– Чем же ты тогда занимался здесь, на войне?! – возмутился Гродов. – Он, видите ли, ни одного не убил? Кому нужен такой вояка? – Морские пехотинцы мрачно ухмыльнулись, а Малюта еще и снисходительно развел руками, дескать, ну что с него, босоты этой, возьмешь? – Стрелять тебя хоть научили?
– Научили. Я умею стрелять.
– Ну, слава богу. Хоть чему-то тебя, офицер, научили.
Малюта извлек у себя из-за пояса пистолет Николае и обнаружил, что он давно не чищен, ужасно запылен и все еще остается при полной обойме.
– Не то что не стрелял, но даже пистолет ни разу не почистил! – поддержал он возмущение своего командира. – Совсем у них там распустились. Тебе, босота слободская, в ефрейторах пока еще рано ходить, не то что в офицерах.
– Вас, младший лейтенант, – спросил его Гродов, – наверное, забыли предупредить, что отправляют на фронт?
– Я сам попросился на фронт, решив, что чин офицера можно получить прямо здесь, не заканчивая военной школы. Дядя взял меня к себе, порученцем.