Севастопольский конвой

Они стояли на поросшем терновником прибрежном косогоре, рядом с которым краснофлотцы в потных, просоленных тельняшках наспех отрывали окопы на нешироком полукилометровом перешейке между морем и лиманом. Батальону Гродова, который еще только формировался из орудийных номеров главного калибра, батареи «сорокапяток», и поредевшего отряда прикрытия, а также из вспомогательных подразделений артиллерийского комплекса, приказано было занять оборону на этом перешейке, как бы во втором эшелоне. В общем-то, бойцам позиции нравились: слева – широкий, на много миль в выжженную степь заползавший, лиман Большой Аджалык; справа – такое манящее августовское море, за небольшим заливом которого уже начинались пригороды Одессы. Словом, не позиции, а загляденье… Если бы только не рытье этих чертовых окопов, к которому большинство из них, «в тельняшках рожденных», пока что приучены так и не были, и к которым душа их попросту не лежала.

Но капитан прекрасно понимал, что даже в этом, насквозь простреливаемом прифронтовом тылу, «нежиться» его бойцам придется всего несколько часов, до темноты, максимум, до рассвета. Пока с передовой сквозь их порядки не пройдут обескровленные подразделения пограничников и морских пехотинцев полковника Осипова, чтобы где-то там, за ними, создавать новую линию обороны. Уже значительно ближе к городу.

– Так что будем делать с этим осколком Рио-де-Жанейро, товарищи боевые командиры? – еще на ходу спросил сержант Жодин, восходя на холм с двумя флягами воды, наполненными специально для офицеров. – Народ говорит, что оставлять его противнику запросто так – не по-нашенски будет. И таки-да, правильно говорит: не для «мамалыжников» такой фарт.

– Вот и я думаю, что не стоит, – сдержанно заметил Гродов, пристально осматривая ту часть Новой Дофиновки, которая метрах в двухстах от линии окопов примыкала к лиману и которую разведчик Жодин уже нарек «осколком Рио-де-Жанейро».

Исходя из приказа командования, это село на восточном берегу лимана они обязаны были оставить противнику, поскольку удерживать его стратегически невыгодно. Оно и в самом деле оказывалось далеко за новой, на сорок километров сокращенной, линией фронта, которую командование теперь уже подготавливало заранее. И моряки понимали: ради усиления общей обороны селом придется пожертвовать. Линия, которую создавали за их спинами, должна была стать последней. Дальше пятиться просто некуда – потому что дальше, за небольшим заливом, восставал порт, без которого блокированному городу долго не продержаться.

Но вот беда: слишком уж неудобным для передовой «черных комиссаров» оказывался этот рыбачий, из-за глубокой балки так окончательно и не слившийся с селом хутор. Совершенно ясно, что, оседлав его, противник каждую хату, каждый подвал и сарай, превратит в огневую точку, чтобы держать под прицелом передовую. И что именно оттуда, скрытно накапливая силы, он по три-четыре раза на день станет переходить в атаки. Тем более что в ближнем тылу его – большое, лиманом и оврагом защищенное село, через которое поступает подкрепление.

– И много жителей остается в твоем «пригороде Рио-де-Жанейро», сержант? – поинтересовался Гродов.

– Около трех десятков, в основном старики и детвора. Но в тыл уходить не желают, рассчитывая отсидеться по погребам.

– …И силой изгонять их не имеем права, – задумчиво молвил Лиханов. – Прикажете пару взводов перебросить на этот хутор, чтобы оттянуть силы противника? – обратился он к комбату.

– Очевидно, так и надо бы поступить, – с той же задумчивостью признал его правоту капитан. Однако принимать решение почему-то не торопился.

Вода, принесенная разведчиком из села, была солоноватой, с каким-то щелочным привкусом, но все же это была… вода; никакой другой в селе, разбросанном между морем и соленым лиманом, все равно не сыскать. Правда, в километре от передовой, на той самой территории, где совсем недавно располагался полевой госпиталь, тоже обнаружился колодец. И хотя вода в нем была не лучше, но преимущество его заключалось в том, что он все-таки оставался в тылу, а не на ничейной полосе.

Как бы там ни было, а командир хозвзвода Коновченко уже наладил доставку оттуда воды бойцам передней линии, реквизировав при этом в деревне повозку и несколько бочек; благо трофейный конь на батарее все еще оставался. Там же, у колодца, расположились ротные полевые кухни и лазарет.

– Кстати, двое хуторян являются бойцами сельского истребительного отряда, созданного для борьбы с диверсантами, – вспомнил Жодин. – Возглавляет его старик, бывший боцман траулера Федор Кремнев. Я встречался с ним. Заверяет, что, если будем держать оборону на хуторе, он готов собрать там «истребителей» со всего села, а также мобилизовать нескольких добровольцев-стариков, воевавших еще в Первую мировую и Гражданскую.

– Я тоже знаком с этим «мореманом», как он себя называет, некогда ходившим не только на траулере, но и на судах дальнего плавания, – оживился Лиханов. – Напористый мужичишка, с истинно боцманским характером.