Севастопольский конвой

Даже после того, как противник все же поднялся, комбат сначала приказал повести огонь из всех видов оружия, а потом, подпустив противника почти к самим окопам, поднял батальон в контратаку. Не прекращая вести огонь, моряки выходили из окопов с таким оглушительным «Полундра!», что от одного этого призыва поредевшие цепи наступающих тут же начали рассыпаться. Одни мгновенно залегли, другие принялись пятиться, третьи откровенно побежали.

Гродов никогда не считал себя лихим наездником, но когда, захватив поводья зубами, с двумя пистолетами в руках ринулся впереди небольшой, рассредоточенной группы кавалеристов, за каждым из которых бежало около десятка пехотинцев, это сразу же ударило по психике румын. Поскольку вся рота хуторян, поддерживаемая бойцами «прибрежного» взвода, устремилась как бы в тыл их атакующих цепей, то она тут же породила у противника паническую иллюзию окружения.

– В низину веди, командир, в низину! – кричал Рысин, который с удивительной прытью бежал чуть позади и правее Гродова, умудряясь при этом короткими очередями выкашивать попятившихся румынских вояк. – Они там будут накапливаться.

И он оказался прав: большая группа румын уже отсиживалась в ложбине, другие же старались поскорее добраться до ее спасительной низменности. И когда Гродов с еще двумя всадниками ворвался на пологий склон ее, все эти храбрецы в страхе ринулись на противоположную сторону, даже не пытаясь при этом оказывать сколько-нибудь серьезного сопротивления.

Расстреляв патроны из пистолета в правой руке, майор ткнул его за пазуху и, рванув поводья влево, выхватил саблю. Первому солдату он врубился этим страшным, непривычным оружием в голову, и тот упал на спину прямо у ног коня. Второй с разворота выстрелил в Гродова, однако пуля лишь прожгла рукав кителя, а дослать в патронник вторую он не успел – кончик сабли раскроил ему лицо от лба до подбородка и вклинился в грудную клетку.

В ту же минуту конь под майором осел, и только чудом комбат успел выбраться из седла раньше, чем несчастное животное завалилось на бок. Увидел рядом с собой рослого, краснорожего детину-офицера, который только что убил его коня, Гродов смог выстрелить в него из пистолета лишь чуточку раньше, чем тот успел сменить обойму в своем оружии. Причем пуля попала румыну в глаз, но даже с простреленной, окровавленной глазницей он еще сумел сделать два шага навстречу противнику, чтобы упасть прямо ему под ноги.

Оглянувшись, комбат увидел, что, предавшись паническому драпу, к ложбине со всех сторон бегут румынские солдаты. Поняв, что преследовать изгнанных из этого укрытия нет смысла, он, обращаясь к своим бойцам, прокричал:

– Всем залечь! В цепь по гребню долины! Стрелять только прицельно!

Упав на небольшой холмик, майор тут же обезоружил какого-то румынского вояку, который, лежа на спине, даже мертвым не желал расставаться со своим карабином, и, очистив его патронташ, осмотрелся. Справа и слева от него залегали бойцы.

– А мы только так, прицельно… – упал рядом с ним младший сержант Рысин. – Враг – прицельно, мы по врагу тоже прицельно, война, однако… – философски заключил он, проверяя свой пулемет. Причем комбат обратил внимание, что этот сибиряк впервые заговорил с акцентом и даже употребил это пресловутое «однако». – Жаль только, патроны в диске кончаются. Патроны кончатся, какая война?

– Трофейным карабином запасайся, – посоветовал ему какой-то боец, который, стоя на коленях, осматривал поле боя, где уже велись настоящие рукопашные схватки, когда в дело шли не только штыки и приклады, но и саперные лопатки, ножи и просто кулаки.

Чуть правее группы комбата, в брошенном румынами окопчике, группировались бойцы во главе с Лихановым. А за перевернутой вверх колесами подводой мелькнула седая шевелюра Боцмана. Каждый враг, попадавший в пространство между этими заслонами, оказывался под перекрестным огнем, а те, кто умудрялся каким-то чудом уцелеть, пытались, где ползком, где короткими перебежками, уйти к своим по узкой полоске между руинами и берегом моря, под огнем команды погибшего судна.

Когда в обход ложбинки стала пробиваться последняя волна отступающих, майор вновь поднял хуторян и бойцов лейтенанта Дробина в атаку, и вместе они гнали жалкие остатки румынских батальонов почти до той долины, в которой оставались взорванные капониры их береговой батареи. Причем Гродову с трудом удалось остановить разгоряченных морских пехотинцев на той меже, за которой по ним ударили румынские пулеметы.

Майор видел, как оголенная до тельняшек тройка моряков с богатырем Владыкой на острие, буквально врубилась в группу убегающих румын, ни одному из которых уже не хватало времени и мужества, чтобы то ли перезарядить свою винтовку, то ли принять штыковой удар. Захватив винтовку у кончика ствола и у самого приклада, старший лейтенант буквально пронзил штыком шею одного из солдат, чтобы уже через секунду с невероятной силой размозжить голову другого однополчанина прикладом.