Севастопольский конвой

– Да зачем же немцам и румынам разрушать его, товарищи командующие?! – изумился он с такой непосредственностью, словно перед ним сидели не высшие командиры обороны города, а несмышленые новобранцы. – Наоборот, они беречь его будут.

– Ну да… – пробормотал генерал-лейтенант Софронов, и трудно было понять, подтверждает он доводы своего подчиненного или же воспринимает их с иронией. – Беречь. Румыны…

– Да потому что лучшего ориентира для артиллерийской стрельбы и для ориентирования авиации противника, нежели этот над портовым молом выступающий «светильник», просто придумать невозможно, товарищи командующие. Он и ночью любую вражескую эскадрилью на рейд, порт и приморскую часть города наведет. Зачем им, румынам с немцами вкупе, бомбить маяк, если бомбить им, товарищи командующие, нужно порт – с его судами, складами и причалами?! Причем с помощью этого же, на всех картах указанного и с абсолютной точностью к местности привязанного маяка.

Командующий и его заместитель мрачно переглянулись, покряхтели. Они прекрасно понимали, что начальник артиллерии прав; у них достаточно было опыта и власти, чтобы самим кого угодно убедить в том же, в чем их убеждает в эти минуты «статс-бомбардир». Тем не менее воспринять взрыв маяка как неизбежность они были все еще не способны. Чтобы потом одесситы вспоминали, что «маяк-то, оказывается, взорван был не румынами, а своими же, по приказу командующего Жукова и его заместителя, бывшего командующего Приморской армией Софронова»?! Да такого и врагу не пожелаешь!

– Особенно же беречь его будут сейчас румыны, – не унимался тем временем полковник, – когда войска Южного направления вынужденно отошли на восточный берег Сухого лимана, и теперь противник способен обстреливать большую часть города из всех своих артиллерийских систем.

– Вы излагаете известные факты, – попытался урезонить его Софронов, однако сделать это было непросто. Коновалов понимал: еще одного такого же шанса убедить высокое командование у него не случится.

– И на восточном участке лучшие наши части тоже плотно прижаты к Одесскому заливу, – извлек он из рукава заранее припасенную карту. – В то время как противник сквозь прицелы орудий просматривает весь ближний рейд, прямой наводкой контролируя вход и выход из порта. Да-да, уже прямой наводкой; теперь, товарищи командующие, это не преувеличение.

Командующий обороной и генерал Софронов перевели взгляд на лежащую перед ними карту и долго беспомощно молчали.

– Какое решение принимаем, адмирал? – наконец нарушил это бессловесное отпевание маяка генерал-лейтенант.

– Что нам понадобится, чтобы маяк быстро, не привлекая особого внимания, высадить в воздух? – в свою очередь обратился Жуков к полковнику, все еще глядя на кончик карандаша, тыльной стороной которого постукивал по карте.

– Только ваш письменный приказ. Расчетный боезапас взрывчатки давно заготовлен.

– И когда только успели? – проворчал контр-адмирал. Встретившись с его тяжелым, преисполненным тоски взглядом, полковник поспешно уточнил.

– Этот запас, товарищи командующие, был подготовлен на крайний случай, когда бы город действительно пришлось… – Слово «оставить» Коновалов так и не произнес, справедливо опасаясь, как бы оно ни оказалось роковым. – Ну а технически все это решаемо. По расчетным данным, как в донесении. Там все, аккурат, изложено.

– Дальнейшие прения излишни. Письменный приказ, – взглянул на жилеточные, на старомодной цепочке, часы контр-адмирал, – вам, полковник, будет вручен в штабе в двадцать ноль-ноль. – «Значит, все-таки подстрахуется решением военсовета», – понял Коновалов. – К четырем утра, то есть к рассвету, маяк приказываю взорвать, руины сетью замаскировать. При этом примите все меры предосторожности, ведь рядом находятся суда.

– Будет все, как в донесении, – пробубнил уже свое традиционное Коновалов. – Там все, аккурат, изложено. Взрывные работы намерен поручить…

– Никаких поручений, полковник, никаких! – прервал его командующий оборонительным районом. – Ликвидацией Воронцовского маяка, товарищ Коновалов, руководите лично[32], – с жесткостью приговора объявил контр-адмирал и в голосе его «статс-канонир» уловил некие нотки мстительности: дескать, ты, Коновалов, затеял все это – тебе и грех на душу брать.

Впрочем, оставляя кабинет Жукова, полковник вынужден был признать, что сам грех этот достался ему по должности, а значит, по справедливости.

– Сегодня штаб флота подтвердил, что к переброске с Кавказа действительно готовится полнокровная, по штатному расписанию укомплектованная дивизия, – обратился контр-адмирал к Софронову, стараясь при этом как можно быстрее уйти от болезненной темы гибели маяка.

– Считаете, что на сей раз речь идет не об очередной «успокоительной» радиограмме, – прямо спросил его генерал-лейтенант. – Что мы в самом деле получим эту дивизию?

– Исходим из того, что названную дивизию нам перебросят в ближайшие дни вместе с обещанными маршевыми ротами пополнения и отдельным гаубичным полком впридачу.