Севастопольский вальс

Я услышал выстрелы с «Егеря», и минутой позже до меня донеслось дудуканье крупнокалиберного пулемета «Раптора». Это была финальная точка сражения. Все нападавшие были пленены или уничтожены.

Тогда считать мы стали раны, товарищей считать… Наши потери: три «охотника», а еще два получили серьезные ранения – ими сейчас занимался Саша Николаев. Четверо были легко ранены и сидели на палубе, ожидая своей очереди на перевязку. Одним из них был Ник, чья рана, к счастью, оказалась неопасной – пуля пробила лишь мякоть предплечья.

С Хулиовичем и его ребятами мы обыскали оба берега и нашли восемнадцать «двухсотых» поляков, и взяли – точнее, Ник взял – двух пленных. К нам попал и их командир – отставной поручик граф Ян Потоцкий, сражавшийся с русскими еще в 1831 году под знаменами князя Радзивилла под Гроховым. Правда, вояка он оказался еще тот – при виде нашего разъяренного Ника он задрал лапки кверху, оценив, как наш янки «поиграл» с двумя его хлопцами в бейсбол.

Более ценной добычей оказался кавалерист. Ник потом переживал, что подстрелил лошадь, а не всадника. Он повторял: «Я целился не в бедное животное, а в этого вонючего британца».

Наездник действительно оказался подданным злой мегеры из Туманного Альбиона. После того, как его повязали, Ник высказал ему все, что он о нем думал. Никогда я не знал, что по-английски можно материться столь же виртуозно, как и по-русски… Я даже записал для себя несколько понравившихся мне фраз. Так, на всякий случай…

Когда же с ним поговорил я, тот выложил все без утайки – слишком сильные у него остались впечатления от Ника. К тому же у него болела покалеченная при падении рука, из предплечья которой торчал обломок кости. «А вы знаете, у него не закрытый, а открытый перелом», – мне вдруг вспомнилась фраза из бессмертной комедии Гайдая.

Пострадавший оказался неким Джеймсом Лонгвортом, который в нашей истории изрядно «отличился» на Кавказе во время и вскоре после Крымской войны. Теперь он «пел», как соловей – и про то, что нас ожидает еще одна, более многочисленная засада – он показал на карте, где именно, – и про своих коллег – британских шпионов-диверсантов, как в Польше, так и на Кавказе, и про известных ему мятежных поляков. Потом Саша Николаев вколол ему обезболивающее, бросив:

– Придется резать. Ничего, сэр, сделаем это завтра, все будет в самом лучшем виде. Будете жить, но без руки.

На что я добавил, заслужив неодобрительный взгляд Саши:

– Это если мы позволим. А пока, увы, вам придется еще много чего рассказать.

И провел еще один допрос, только более тщательный, в ходе которого британец подтвердил все, ранее им сказанное. Похоже, что он не врал.

Кстати, выяснилось, почему второе орудие успело сделать всего один выстрел – его наводчика и командира уложила наповал Маша, которая оказалась отменным стрелком – два выстрела из двух незнакомых стволов – и оба в цель. «Ну, прямо Людмила Павличенко», – сказал ей Александр Сан-Хуан, на что та, чуть покраснев, сказала:

– Вот когда убью триста девять этих мерзавцев, тогда и поговорим. А пока у меня в активе всего двое.

И сделала две зарубки на прикладе «винтореза», который ей торжественно вручил капитан Сан-Хуан, выудив его из своих запасов.

23 августа (4 сентября) 1854 года. Западный Буг Поручик Николай Максимович Домбровский, корреспондент медиахолдинга «Голос эскадры»

Меня перестало колотить, и красная пелена спала с моих глаз. Словно очнувшись от кошмарного сна, я увидел лежащего передо мной человека со сломанной рукой, который, поскуливая, грозил мне всеми карами на английском языке с ярко выраженным оксфордским акцентом. От него дико шмонило «букетом»: запахом давно не мытого тела и фекалиями. До меня вдруг дошло, что конечность этому уроду сломал именно я, равно как и подстрелил лошадку, которая, падая, придавила седока. И теперь несчастное животное билась в агонии рядом с нами. А до того я то ли покалечил, то ли прикончил еще троих…

Я вытер потное лицо и с ужасом увидел, что моя ладонь запачкана кровью и еще чем-то, скользким и розовато-серым. Я сообразил, что это такое, и мой желудок неожиданно сжался. Меня вырвало – прямо на англичанина, чей поток красноречия словно обрезало.

Мне стало чуть полегче. Я пошарил сбоку у ремня, но фляжки с водой, которую я всегда носил с собой, не оказалось. Видимо, она отцепилась во время моей рукопашной.

Не обращая внимания на звучащие где-то в стороне от меня редкие выстрелы, я на негнущихся ногах подошел к бедной лошади. Посмотрев на нее, я понял, что она уже не жилец на этом свете. Но пристрелить ее не смог. Да, всего несколько минут назад я пытался убить ее хозяина, а вот теперь – рука не поднималась… Я посмотрел в глаза несчастного животного и мысленно попросил у него прощения. Неожиданно справа от меня грянул выстрел, и голова лошади, дернувшись, откинулась на землю. Повернувшись, я увидел справа от меня одного из финнов.

– Ваша шесть, – произнес он, – вы ранены. Я сейчас вам помогу.