Севастопольский вальс

– Знаю, но на передовую не пущу, – я попытался сделать зверское лицо. – Война, Машенька, закончится не завтра. Настреляешься еще. Ты пойми – мои ребята обучены маскировке и умению оборудовать огневую позицию. А ты, прости меня, пока еще в этом деле дилетант. Да и вообще, товарищ подпоручик, постарайтесь запомнить, что в армии воюют не там, где захочется, а там, где прикажет командир.

После того, как я сыграл роль сурового воина, не знающего слов любви, я сменил гнев на милость:

– Маша, тебе тоже найдется работа. Наши снайперские пары уйдут на позиции, а мы будем для них тактическим резервом. Может случиться так, что противник их обнаружит и попытается или уничтожить, или взять в плен. Они по рации сообщат нам об изменении обстановки, и мы на «Тигре» отправимся их выручать. Вот тогда и на твоей улице будет праздник.

– Все понятно, – Маша печально вздохнула. – В резерве так в резерве… Извини, Саша, я, наверное, так никогда и не стану военным человеком. Обещаю, что больше никогда не буду с тобой спорить.

Снайперы ушли на охоту, а я, посадив на радиосвязь Машу, стал прикидывать – что мне прихватить с собой из оружия в случае чрезвычайной ситуации. АГС и пулемет «Печенег» у «Тигра» были штатные. Можно взять с собой еще по одному АГСу и «Печенегу». Конечно, от наступления дивизии, или даже полка, мы вряд ли сумеем отбиться. Но остановить батальон вполне можно, а пока французы будут приходить в себя, вполне реально или красиво смыться, или, дождавшись подкрепления, добить врага.

Через полтора часа четыре снайперские группы доложили мне по рации, что они уже на позиции, хорошо видят противника и готовы к работе.

– Начинайте, – скомандовал я. А у самого руки прямо зудели от желания отстрелять дюжину французов, которые так невежливо вломились в наш Крым. И честное слово, мне их ни капельки не было жалко.

11 (23) сентября 1854 года. Севастополь. Район Казачьей бухты Сержант Гвардейского флотского экипажа Федор Сергеевич Козырев

Получив ЦУ от нашего отца-командира, я вместе со своим напарником Мишкой Хохловым отправился на «охоту». К тому месту, где лягушатники с успехом ковыряли землю, нас проводил местный товарищ – матрос Игнатий Шевченко. Это был здоровенный хохол, рассудительный и, как я понял, хозяйственный. Он подробно рассказал нам, где «хранцузы» строят осадную батарею, сколько их там и какой у них распорядок дня.

Он с любопытством поглядывал на наши маскировочные костюмы «кикимора», на винтовку СВД, которую я нес на плече. Ему очень хотелось расспросить нас, но, похоже, начальство предупредило, чтобы те, кто с нами будет общаться, не докучали нам вопросами.

– Вот, господа, мы и пришли, – сказал матрос, указав на холмик, поросший густым кустарником. – За ним уже видно будет, как там землю ковыряют ци черти заморские. Ну, як кроты, честное слово… Только разве вы до них дострелите из своих фузей? – и Шевченко хитро улыбнулся.

– Дострелим, дружище, – я подмигнул матросу. – Мы еще не то можем… Или могём?

Осторожно пробравшись через кустарник, мы залегли на вершине холмика и стали наблюдать за тем, что творилось у французов. А там было, как у Алексея Толстого в его «Золотом ключике»: «Солнце еще не взошло, а в Стране Дураков уже кипела работа». Французы активно рыли землю, готовя позиции для установки тяжелых осадных орудий. Еще немного – и батарея будет готова. Наша задача – не позволить им этого сделать.

Попрощавшись с матросом, мы с Мишей начали готовить лежки – основную и запасную. Я прикинул – для нас дистанция до противника была вполне достаточная, чтобы вести прицельный огонь, но для здешних штуцеров она была явно великовата. Так что работать можно в относительной безопасности.

Мы залегли в небольшой ямке, частично прикрытой густым кустарником. Устроившись поудобней, мы в бинокль начали внимательно изучать французскую позицию. Начальство я обнаружил сразу. Всеми работами на батарее руководил пожилой коренастый офицер, к которому то и дело подбегали другие офицеры, а он, заглядывая в бумагу, которую держал в руках, отдавал им команды.

«Вот с тебя, шер ами, мы и начнем», – подумал я, приникнув глазом к оптическому прицелу, медленно выбирая спусковой крючок. Прогремел выстрел, приклад толкнул меня в плечо.

– Попал! Попал! – громко зашептал Мишка, наблюдавший в бинокль за результатами моей стрельбы. – Федя, да ты ему прямо в голову влепил!

Я взял бинокль и посмотрел на то место, где только что стоял француз. На земле лежал недвижимый труп. Вокруг него столпились французы и оживленно жестикулировали. Они, похоже, так ничего и не поняли. Выстрела они не услышали. Откуда прилетела пуля, размозжившая голову их начальнику, они не знали. Понятно было одно – кто-то невидимый убивает их. И это страшно.