Север и Юг

Он замолчал, словно ожидая совета, однако спутник не произнес ни звука: в голове его эхом звучали слова «где так много страдала». Увы! Так она будет вспоминать проведенные в Милтоне полтора года — для него невыразимо дорогие, несмотря на горечь. Но эта горечь стоила всей сладости жизни. Потеря мистера и миссис Хейл — чрезвычайно милых его сердцу людей — не могла отравить воспоминание о неделях, днях, часах, когда прогулка протяженностью две мили приближала к счастью заветной встречи, а обратный путь скрашивался мыслями о красоте, свежей грации и очаровательной простоте любимой. Да! Что бы с ним ни произошло, он никогда не назовет то время, когда мог видеть Маргарет едва ли не каждый день — так близко, что стоило лишь руку протянуть, чтобы прикоснуться, — временем страданий. В его восприятии этот период был полон королевской роскоши — несмотря на боль и унижение. Разве можно сравнить его с бедностью, угрожавшей свести будущее к убогому факту, лишив жизнь надежды и страха?

Миссис Торнтон и Фанни, как всегда, сидели в столовой. Мисс Торнтон трепетала от волнения: горничная демонстрировала одну блестящую ткань за другой, чтобы выяснить, какое свадебное платье будет удачнее выглядеть при свечах. Матушка искренне старалась разделить приятные заботы, но не могла: наряды не входили в круг ее интересов. Она была бы рада, если бы Фанни приняла предложение брата заказать платье лучшей лондонской модистке и избавила от бесконечных обсуждений и сомнений, порожденных желанием все решить самостоятельно. Торнтон был рад выразить глубокую благодарность разумному человеку, принявшему сестру такой, как она есть, а потому предоставил кокетке щедрую возможность удовлетворить все свои капризы в отношении мишуры, в ее представлении казавшейся едва ли не более ценной, чем сам жених. Когда брат явился в сопровождении гостя, Фанни покраснела и настолько очевидно, хотя и притворно смутилась, что жеманство заметили все, кроме мистера Белла. Если он и обратил внимание на молодую особу, шелка и атласы, то только в сравнении с оставшейся в Крамптоне печальной красавицей. Неподвижно, сложив руки на коленях и склонив голову, та сидела в комнате настолько тихо, что вошедшему казалось, будто шум в ушах вызван духами умерших, хлопочущими над покинутой дочерью. Когда мистер Белл поднялся в гостиную в первый раз, миссис Шоу спала на диване, и ни единый звук не нарушал безмолвия.

Миссис Торнтон оказала гостю формальное гостеприимство, однако не проявила той несравненной щедрости, с которой принимала друзей сына.

— Как чувствует себя мисс Хейл? — осведомилась хозяйка.

— Сломлена совершенно.

— Хорошо, что о ней заботится такой друг, как вы.

— Хотел бы я оказаться таковым, а еще лучше — единственным, мадам, но недавно меня сместила с поста главного утешителя, а заодно и выдворила из дома, некая благородная тетушка. К тому же в Лондоне на нее, как на комнатную собачку, заявляют права бесчисленные родственники, а сама Маргарет сейчас слишком слаба и растеряна, чтобы проявить собственную волю.

— Должно быть, действительно крайне слаба, — заметила миссис Торнтон с намеком, который отлично понял сын. — Но где же прятались эти родственники, когда мисс Хейл в одиночестве переживала все несчастья?

Дожидаться ответа на коварный вопрос она не стала и вышла из комнаты, чтобы отдать необходимые хозяйственные распоряжения.

— Жили за границей. Следует признать, что некоторые права на нее они все-таки имеют. Надо отдать должное, тетушка ее воспитала, а кузина стала едва ли не родной сестрой. Проблема в том, что я мечтал принять Маргарет как собственную дочь, и все эти люди, не способные ценить выпавшую на их долю привилегию, вызывают у меня раздражение и ревность. Если бы Фредерик заявил на нее права, все бы сразу изменилось.

— Фредерик! — взволнованно воскликнул Торнтон. — Кто это такой и о каких правах…

— Разве вам не известно, кто такой Фредерик? — удивился мистер Белл. — Это родной брат мисс Хейл. Вы ничего не слышали?..

— Нет! Даже имя слышу впервые. Что он собой представляет и где находится?

— Я писал вам о нем, когда семья переехала в Милтон. Это сын мистера и миссис Хейл. Живет за границей, потому что скрывается от правосудия за организацию бунта на корабле.

— Вот это новость! А где же он живет?

— В Испании. Вернуться на родину не может, так как сразу же будет арестован, предан суду и, скорее всего, казнен. Несчастный! Горько не иметь возможности похоронить собственного отца. Придется довольствоваться присутствием капитана Леннокса — иных родственников я не знаю.

— Может, позволите приехать мне?

— Разумеется. И даже более того, буду благодарен. Хейл вас любил: всего пару дней назад вспоминал, в Оксфорде, и жалел, что в последние месяцы редко вас видел.

— И все-таки еще пару слов о Фредерике. Он никогда не приезжал в Англию?

— Никогда.

— И даже когда умирала миссис Хейл?

— Нет, тогда здесь был я, а с молодым Хейлом не встречался много лет. Дайте вспомнить… нет, я приехал уже после ее похорон, но Фредерика не было. Что заставило вас думать иначе?