Север и Юг

Глава 14. Мятеж

Когда-то я спала спокойно, как младенец.
Сейчас порывы ветра тревожат и пугают:
Ведь мой несчастный сын средь волн
Влачит печально дни. И думаю я горько,
Как жесток тот жребий, что отнял у меня дитя
За малую провинность.

Саути Р.

Маргарет утешало одно обстоятельство: сейчас мама относилась к ней с почти забытой с детских лет нежностью и родственным доверием, словно увидела наконец в дочери преданную подругу. О подобном положении Маргарет всегда мечтала и завидовала Диксон, прочно занявшую ее законное место. Она с готовностью бросалась исполнять любую просьбу — а их насчитывалось немало, — даже если речь шла о какой-то совершенно незначительной мелочи. Вот так, сама того не подозревая, Маргарет заслужила бесценную награду.

Однажды вечером, в отсутствие мистера Хейла, матушка заговорила с ней о Фредерике. Тема эта давно волновала Маргарет, однако задавать вопросы было боязно: в данном случае стыдливость брала верх над природной открытостью, и чем больше ей хотелось узнать, тем меньше она спрашивала.

— Ах, Маргарет! Ночью поднялся такой сильный ветер! Так страшно выл в трубе! Я не могла уснуть. Никогда не сплю в непогоду. Привычка эта выработалась в то время, когда Фредерик служил на флоте. А сейчас, даже если сразу не просыпаюсь, вижу сны, как будто он в бушующем море, за бортом выше мачты поднимаются огромные черные волны и, подобно гигантской змее, обвиваются вокруг корабля. Сон давний, однако в ненастье он непременно возвращается и терзает до тех пор, пока не просыпаюсь от ужаса. Бедный Фредерик! Сейчас он на суше, так что ветер ему не навредит, а вот высокие трубы на крыше могут не выдержать.

— Где сейчас брат, мама? Знаю, что письма мы адресуем в Кадис, на имя месье Барбура. А где же он сам?

— Название места не помню. Но он живет под другой фамилией, не Хейл — не забывай об этом. Письма подписывает инициалами Ф.Д. — Фредерик Дикинсон. Мне очень хотелось, чтобы он назвался Бересфордом, тем более что основания к тому существуют, однако твой отец воспротивился: побоялся, что по моей фамилии его могут узнать.

— Мама, — решилась наконец Маргарет, — когда случилось несчастье, я жила у тети Шоу и была слишком мала, чтобы мне поведали правду, но сейчас, когда повзрослела, очень хотелось бы узнать, что произошло… конечно, если тебе не слишком больно об этом говорить.

— Больно? Нет, — покачала головой миссис Хейл, и щеки ее запылали. — Больно думать, что, возможно, больше никогда не увижу своего дорогого мальчика. Он поступил правильно, Маргарет. Люди могут говорить все, что им угодно, но у меня есть его письма, и ему — пусть даже он мой сын — я верю больше, чем любому военному суду на свете. Открой маленький японский секретер, дорогая: во втором ящике слева лежит стопка писем.

Маргарет достала пожелтевшие от соленых брызг, сохранившие запах океана листки, и отнесла пачку матушке. Та дрожащими пальцами развязала шелковую ленточку и, уточнив даты, протянула письма дочери. Маргарет начала читать, то и дело останавливаясь, чтобы выслушать торопливые, взволнованные комментарии.

— Видишь, дорогая: он с самого начала невзлюбил капитана Рейда. Тот служил вторым лейтенантом на «Орионе» — том самом корабле, на котором Фредерик впервые вышел в море. Ах, до чего же мальчик был хорош в форме гардемарина! А газеты разрезал кортиком так, словно то был книжный нож! Но этот мистер Рейд почему-то встретил Фредерика с предубеждением. А потом… подожди! Вот письма с борта «Рассела». Получив назначение на этот корабль и обнаружив на капитанском мостике своего давнего врага, твой брат собирался терпеливо выносить тиранию. Вот это письмо, смотри! Прочитай Маргарет. Начни с того места, где он говорит… вот эти строки: «Отец может на меня рассчитывать. С должным терпением приму все, что один офицер и джентльмен может получить от другого. Однако, зная своего капитана, с тяжелым сердцем предвижу на борту „Рассела“ длинную череду издевательств». Видишь, он обещает терпеть, и я верю, что так оно и было. Если бедного Фредерика не задирали и не сердили, он всегда оставался самым милым мальчиком. А вот то письмо, где говорится о ярости капитана Рейда из-за того, что его корабль на маневрах уступил в скорости «Эвенджеру». Фредерик пишет, что на борту «Рассела» служило много новых матросов, а «Эвенджер» три года стоял на приколе, так что команда только и делала, что тренировалась. Понятно, что матросы лазили по снастям, как крысы или обезьяны.