Север в сердце

- Сига, расскажи мне, где Оми? – я не хотела думать о ней плохо, но боялась, что она выдаст меня.

- Муха́ра говорила ей с первого дня, что надо стать ассарой  и служить господину. У них это рабыня. Женщины рабыни делают всю грязную работу. Здесь есть мальчики -–светлые, как мы с тобой, но они смотрят на господина, как на Бога. Наверно их забрали совсем маленькими.

- А где она сейчас? Где Оми?

- Она ее увела в женский дом.

- Что в женском доме, Сига, гарем?

- Что такое гарем, Сири?

- Ты же была в женском доме?

- Муха́ра водила нас с Оми туда. на верхнем этаже живут его жены. Их пять или шесть, я не поняла, может там были и служанки. А на первом живут ассары. Но у них есть дети, Сири, там в одной комнате живут человек двадцать, и там младенцы и дети лет до шести. Там, наверно, десять детей - они на руках у матерей, которые кормят их грудью, они бегают между ними. Там ступить негде - везде кто-то сидит или лежит. Там тепло, но пахнет просто ужасно - они моют ноги, после туалета моются из чайника, но тело полностью они не моют, и голову не моют. Они ждут лето, говорят, что в холод нельзя мыться -– можно умереть.

- Она не заставляла вас остаться там?

- Я подумала, что эти ассарки тоже почти жены господина, и отвернулась к двери, не захотела остаться там. Оми повторила за мной. И тогда нам стали давать только этот бульон, который становится мучным киселем, когда там сварят это тесто. Сначала мы не ели, а потом я просто не смогла ходить голодной.

- Там, внизу, есть еще женщины в цепях. Ты не говорила с ними?

- Одна плакала постоянно, когда мы пришли, и я погладила ее, и спросила болит ли у нее что-то. Тогда Мухара избила ее полотенцем. Не меня, а ее – теперь она сама держится от меня подальше. Я боюсь, что меня заберут обратно, Сири.

- Попробуем оставить тебя здесь. Но я не знаю, что будет с нами, Сига.

Когда Харками не было, мы смотрели в щели в полу – мужчин кормили, хоть и редко, и недостаточно.  Они почти постоянно спали, видимо, после ран и от маленького количества пищи.

Вечером резко открылась дверь и вошел Харкам. За ним вошли три его сына, и четыре женщины в покрывалах. На их руках были дети. Двое совсем младенцы, один лет трех, и один лет пяти. Он указал всем сесть. Я не готова была к представлению, но они никогда не были на приеме у психолога, значит, представим, что семья не дружная, и попробуем с ними поработать. Только, вот, они не должны возлюбить друг друга.

Я посмотрела на старшего сына Харкама. Ему лет двадцать – двадцать три, он не похож на отца, если это и правда, его отец. Но он копирует его мимику – так же кривит губы – выглядит это так, словно у него сохнет нос, и он подтягивает губу вверх, тем самым расширяя ноздри.

- Говори, - я резко заговорила со старшим.

- Что говорить? – парень был борз и самоуверен. Конечно, старший сын, он уверен, что он ближе всех к отцу и именно он унаследует его хар.

- Всё! – я выдохнула ответ и стала смотреть на пол.

- Я Харас, - уверенности ему было не занимать, и он, как и я, замолчал и начал кривить верхнюю губу, выражая свое неуважение ко мне. Он явно был уверен, что все эти легенды, о которых говорит отец – старье.

- Что ты хочешь, Харас?

- Служить своему господину – моему отцу! – он даже наклонился, чтобы прокричать мне это в лицо.

- Врешь. Ты хочешь занять место своего отца! – я тоже наклонилась и выкрикнула это в его лицо, зеркаля его поведение.

Он не ожидал, во-первых, такого поведения от женщины, во-вторых, такого отношения к себе, а в-третьих – правды, или того, что отец поверит мне. Средний сын не дрогнул – он просто рассматривал меня и Сигу с первой минуты, как вошел в комнату. У младшего расширились зрачки и быстро дрогнули и опустились брови, будто на секунду он подумал: «Да нет, не может быть, ты не откроешь мои тайны».

Харкам сейчас смотрел в глаза своего старшего сына, который был растерян, и его былая уверенность рассыпалась, как карточный домик. Парень, наконец, взял себя в руки и посмотрел на отца. И я решилась на «контрольный»:

- Ты ждешь, когда он погибнет в бою, чтобы занять его место, чтобы больше воевать, брать больше земель, больше ассаров, а не сидеть здесь, не строить хар, - я говорила, а они смотрели друг на друга, и в момент, когда сына трогали слова, он менял взгляд на все более и более затравленный.

Средний сын – мальчик, лет семнадцати. У него редкие еще усы, мягкий и внимательный взгляд черных глаз, тонкий нос и полные губы, уголки которых он то и дело чуть поднимал, словно тайно улыбаясь своим мыслям. Вот кто мой самый главный враг. Он думает, сопоставляет. Он размышляет, и он, как настоящий правитель умеет контролировать свои эмоции.

Младший был сейчас по-настоящему напуган. Малыши начали плакать, и женщины ходили из угла в угол, качая их, и пытаясь успокоить. Сколько там детей, говорила Сига? Я протянула руки к одной их женщин, что проходила мимо, и попросила ее ребенка. Пеленка была жесткой и мокрой. И мокрое пятно было сверху, на животе.