Сквозь щель я наблюдала за Оми, которая никак не реагировала на женщину, что брала в руки ее ладонь, и гладила по смуглой коже, поднималась рукой до локтя, и брала другую руку. Она ей что-то шептала. А Оми чувствовала, что я смотрю на нее, наклоняла шею в мою сторону, и терлась ухом о плечо, словно, пытаясь уйти от морока, что наводит на нее женщина.
Я вышла из угла, и не посмотрев на них, вышла за дверь. Оми, все, что бы ты не сделала, только на твоей совести. Кроме этой моей клоунады у нас не будет шансов. За нами больше никто не придет. Я думала, как можно громче, и вложила все эти мысли в удар дверью о косяк. Она не могла не понять меня. Да, конечно, она ведь как они, смуглая, черноволосая, та бабка ее явно куда-то уговаривает. Хорошо, что они все здесь, рядом.
Решив поесть и снова лечь спать, я поднялась в дом, села в шубы, заметив, что хозяин не спит, но не подала вида. Выбирала мясо без замерзшего ободка жира, вытирала комочки из теста о мясо, и закатывала глаза от удовольствия, хотя это было бы вкуснее, если бы не было холодным.
Он смотрел молча, и мне становилось не по себе.
- Ешь, Харкам, не смотри, ешь, - я сказала, как могла, грубо и громко. Он встал со шкур и подошел к блюду. Сел на полу напротив, скрестив ноги перед собой.
- Почему ты пришла? – он смотрел на меня опустив голову и подняв глаза на меня. Брал куски мяса, и не обращая внимания на белый жир, кидал их в рот.
- Ты звал, Харкам, - я продолжала медленно и долго жевать.
- Я не думал, что у тебя тело простой женщины, - он говорил мягко, но я перестала жевать и сверкнула на него глазами:
- Я могу прийти рыбой или птицей, но ты не поймешь меня, Харкам, - я говорила медленно, но резко, указывая ему, что я не хочу этого разговора. – Спи, Харкам, завтра я буду говорить с тобой и твоими детьми.
- Зачем ты позвала Харата – моего младшего сына? Он еще мал, чтобы говорить с тобой.
- Нет, Харкам, его мысли и планы уже высоко, и ты даже не представляешь, как далеко он уже посмотрел. Он уже все решил и за себя, и за братьев. Скоро он все решит за тебя. Спи, - я закинула ноги на шубы, завернулась в них, подумала, что говорить надо проще, и снова заснула, будто не спала двое суток.
Глава 17
Утром я проснулась одна в комнате. Нашла несколько щелей под шкурами, что застилали весь пол. Они были там. Сидели на соломе. Драса я не видела, и не знала, что делать дальше. Окликнуть? Они могут быть не одни. Я накинула покрывало и осторожно, чинно, не смотря ни на кого, спустилась с крыльца и уверенно вошла в дверь, где были женщины. Сига повернула голову и заплакала молча. Женщина, что провожала меня туда в первый раз, была занята готовкой – в бульоне снова варились эти ненавистные уже комочки из теста. Она увидела меня и засуетилась, я указала ей на место, где она сидела до этого. Сходила за шторку, куда она подала мне чайник с теплой водой и снова чистый отрез ткани.
Я вышла, и осмотрелась. Оми не было с ними. Я указала на Сигу, и дала понять, что она мне нужна. Женщина засомневалась, но не зная, как отказать, она осторожно прошептала:
- Ассара, это ассара, госпожа.
- Пусть идет ко мне и принесет еду, - я отвернулась и вышла. А про себя повторяла: «Это мой дом, это все мое, я здесь хозяйка, она не имеет права мне перечить».
Когда мы снимали фильм, Маша очень долго не могла войти в роль. Она была красивой, была уверенной в себе, но героине нужна была черта, которую Маша никак не могла ухватить. И тогда, режиссер ей сказал: «Это все твое. Эти земли, эти дома, эти люди – они все принадлежат тебе, как ногти на ногах, которые ты остригаешь, не думая – хотят ли они остаться на твоих ногах. Пока ты не будешь уверенна в этом, ты не сыграешь правильно».
Я постоянно думала так как он говорил. Но поджилки тряслись каждую минуту, потому что здесь нет режиссера, который поругает и заставит переснимать – нас просто убьют. Я не имела права играть неуверенно – дублей у меня не будет.
Через пять минут Сига поднялась ко мне с большим блюдом, поставила его на пол. Кандалов на руках не было. Я подбежала к ней, обняла, и притянула к входной двери, оперевшись на нее спиной. Мы просто стояли и молча плакали, пока не услышали шаги по лестницам. Сига отбежала, а я уселась на свою постель и начала есть.
- Твое имя, - я сказала громко, посмотрев на открывшуюся дверь. Там стояла та женщина из женской комнаты. Видимо, это коморка для рабынь.
- Муха́ра, госпожа, она поклонилась, и встала у двери.
- Зачем пришла?
- Я должна показать вам женский дом, госпожа. Это хар, тут живет только хозяин.
- Нет, - я продолжала жевать и не смотрела больше на нее.
Она помялась и вышла, но не спустилась, а стояла за дверью, как будто боялась пойти и сказать хозяину, что я отказалась сделать то, что должно.
Сига боялась каждого шороха, и стояла сейчас белая как полотно.
- Мухара, - я крикнула в сторону двери, женщина сразу вошла. – Принесите шубу и ткани, она проводит меня к воде, мне нужно в воду, - я не знала где найти место, где нас не будут слушать.