«Северянка» уходит в океан

Идет непрерывное наблюдение. Научная группа еще во время перехода была разбита на две смены по три человека в каждой. Первая смена — это Радаков, Потайчук, Китаев. Вторая — Соловьев, Фомин, я. Сейчас это расписание начало действовать. Двое ведут наблюдения в бортовые иллюминаторы и обо всем увиденном сообщают третьему, сидящему возле эхолотов. Обязанности третьего многообразны: вести вахтенный журнал, делать пометки на лентах эхолотов, брать пробы воды, измерять температуру, соленость и освещенность, а также через вахтенного по отсеку поддерживать связь с командным пунктом лодки. Этим третьим по очереди становятся и первый и второй. Иначе нельзя — за 20–30 минут безотрывного наблюдения в иллюминатор от большого напряжения устают глаза.

Сейчас, в ночь с 5 на 6 января 1959 года, «Северянка» медленно пробиралась на глубине 80 метров среди непрерывного скопления сельди. Оба без устали стучащих эхолота показывали, что слой, в котором она заключена, начинался на глубине 60 метров и заканчивался на 120 метрах, но больше всего было рыбы на глубине 80 метров. Сравнение увиденного в иллюминатор с лентами самописца позволило уверенно заключить, что каждый коричневый полумесяц на эхограмме — запись отдельного экземпляра сельди.

Подсчет рыбы, наблюдаемой через иллюминаторы и по записям эхолотов, нарисовал картину, которая оказалась для нас неожиданной — на 17–18 тысяч кубометров воды приходилась только одна сельдь! Жидковато! Взгляните, пожалуйста, на фотографию ленты эхолота, и у вас создастся впечатление, что записано сплошное скопление рыбы. Так думали и мы, пока не сделали подсчет.

Интересно, а целесообразен ли лов при такой небольшой плотности скопления? Нам очень хотелось бы это проверить. Но для этого нужно снова разыскать «Месяцева». Да и сельдь, которую мы видим, вызывает у нас сомнения — живая ли она все-таки. Но мы ее все равно «оприходовали» в журнале: какой процент прямо, сколько хвостом вверх, сколько по диагонали и т. д.

Около семи утра Виктор заметил, как одна из «висевших» головой вниз рыб зашевелилась и какими-то робкими рывками пошла вглубь.

Затем мы с Борисом увидели, что сельди, попадая в наиболее яркую часть освещаемого пространства, начинают как бы пробуждаться. Чем ближе рассвет, тем больше таких «оживающих» сельдей. К восьми утра не только попадающие в центр светового луча, но и все находящиеся в поле зрения наблюдателя сельди стали проявлять отрицательное отношение к свету и уходить от него — большая часть вниз, а некоторые в сторону со скоростью 30–50 сантиметров в секунду. А еще через полчаса мы уже не видим ничего. Эхолоты фиксируют сельдь над нами и под нами, но она уходит раньше, чем мы можем заметить ее в иллюминаторы. Эхолоты отмечали, что вся масса сельди постепенно спускается все ниже и ниже, и, наконец, после девяти утра рыба остановилась на недоступной для нас глубине. Обычная утренняя вертикальная миграция сельди свершилась.

Борис в журнале подводит черту под колонками цифр и спрашивает; «А который час?», хотя время — день, час й МийуТы наблюдений — отмечается в журнале постоянно. И только посмотрев на часы не машинально, все замечают, что без отдыха прошли чуть ли не сутки.

Позавтракав, собираемся ложиться спать. В этот момент гулко хлопает переборочная дверь и появляется Масленников, увешанный аппаратурой, являющей собой последнее слово киносъемочной техники.

— Где она? Откуда удобней снимать?

— Шляпу удобней снимать с головы. Что же касается селедки, то в последний раз мы ее видели минут сто назад, — подтрунил наш кинооператор Китаев над кинооператором-профессионалом.

Раздражение Китаева объясняется не столько опозданием Масленникова, сколько собственной неудачной попыткой снять что-либо через иллюминатор. Наш глаз хорошо различал сельдь, мерцающую в тускло-желтом свете прожекторов. Впечатление примерно такое, будто в полутемной комнате стоит аквариум, пронизываемый светом настольной лампы. Если рыба в нем повернется боком, она заблестит, даже вспыхнет на мгновение. В другом положении ее контуры просматриваются хуже. Мощные прожекторы «Северянки», светящие в воду, все-таки не смогли сыграть роль юпитеров для киносъемки даже при самой чувствительной пленке. В течение всей экспедиции мы не раз сожалели об этом недостатке, особенно потому, что широкому кругу людей не придется испытать того очарования, которое охватывало нас во время наблюдения в иллюминатор.

Не спалось. Мы шли на глубине 65 метров, и сквозь верхний иллюминатор все яснее пробрезживал день. Над нами были видны колышущиеся волны и многочисленные пузыри воздуха — признаки неспокойного моря. Силу волнения и высоту волн нам позволял определить довольно точно верхний эхолот. Отражаясь от поверхности раздела вода — воздух, посланный вверх ультразвуковой луч возвращался к «Северянке», и на самописце появлялась зигзагообразная линия. Чем больше волны, тем выше зигзаги. Было приятной неожиданностью открыть еще одно полезное качество этого незаменимого прибора, позволявшего нам, находящимся на глубине, знать, что происходит наверху.