Северина

Школу Северина окончила. Жила, пока училась, у тётки, а летом непременно перебиралась к деду, где чувствовала себя, как дома, где всё для неё стало родное. Николай Николаевич, пока работал, приезжал на заимку только летом во время отпуска, а, когда вышел на пенсию, переселился совсем, уезжая в город только на время по делам или по какой другой надобности, к примеру, закупить продукты. Северина в доме его незаменимая помощница. Она неплохо научилась управляться с хозяйством, умела охотиться, рыбачить. Не имелось, правда, для неё сверстников, но она не скучала или, по крайней мере, не подавала виду, что скучает по подругам. От деда у неё не водилось тайн, они привыкли друг другу доверять и делились самым сокровенным, а теперь вот дед заболел, и она стала в доме главной хозяйкой. Её имя, несколько необычное, ей дали родители, когда поехали на Север, а она умудрилась там родиться. Вот девочка Севериной и стала.

Лёгкий ветерок сморщил воду и побежал по поверхности вдаль, обдав лицо прохладой. Утки давно переместились с середины озера вправо. Они время от времени по очереди ныряли или иногда исчезали все вместе, поочерёдно появляясь, или задрав хвост и засунув голову в воду, что-то под водой подолгу высматривали.

Пора было возвращаться домой. Дед хоть и не маленький, но одного его оставлять Северина не хотела. Кроме того, пора наставлять самовар для вечернего чая. Угли для самовара у неё заготовлены впрок ещё с весны, когда топили русскую печку. Николай Николаевич в своё время захотел иметь именно русскую печку, и задуманное воплотил в жизнь. Долго искал, но всё же нашёл настоящего мастера. По фамилии его Северина не помнила, но хорошо помнила, как звали. Все называли его Егор Горбатый. Прозвище ему кто-то дал за его внешность: на спине у него и в самом деле вырос огромный горб. Печи класть он умел, являлся мастером своего дела. До сих пор, как печь сложили, не переделывали. И ничего, стоит, не покосилась и не растрескалась!

Обратно Северина шла по тропинке. В корзинке наложено достаточно грибов, а лишку она брать не хотела. Так учил её дед – у природы брать ровно столько, сколько необходимо, и не больше – это, как говорил дед, закон природы. Он учил на примерах зверей и птиц, как они берегут и стерегут свои угодья и не дают им истощиться. Чрезмерное усердие может погубить источник жизни, а тогда неминуемая гибель, нет корма, значит, нет и жизни.

Неугомонные сороки провожали её своим стрекотом до самого дома. На вершине ёлки у изгороди сидела ворона, караулила, когда ей достанется что-нибудь от обеда.

– Не карауль, сегодня тебе ничего не будет, – сказала ей Северина.

Ворону семья считала своим местным жителем. Никто не знает, когда она тут поселилась, но всегда непременно торчала либо на ёлке, либо где-нибудь неподалёку.

Она поднялась по ступенькам и вошла в дом, убрав «сторожа» – палку, которую приставила к дверям, когда уходила. Дед спал – это хороший признак, значит, лечение пошло на пользу.

Северина, стараясь не греметь, занялась обычными делами, в первую очередь, поставив греться самовар. Летом грела она его на крыльце, так меньше в доме копоти и грязи от углей, которые иногда оказываются на полу.

Она нащипала лучину, подожгла и сунула её внутрь железного нутра самовара, предварительно, наполнив его ёмкость водой, поставила сверху трубу и, когда лучина разгорелась, набросала сверху углей. Затем девушка накормила Тучку, поставив перед ней миску с едой. Тучка посмотрела на неё с укором, не забыв обиду от лишения её прогулки.

– Не смотри, не смотри, прогуляю тебя на поводке после.

* * *

Голышом в этот раз Северина купаться не рискнула. Она всё время вглядывалась в противоположный берег, выискивая глазами невольного зрителя, перед которым не хотела сверкать своим телом, но ничего там не видела, кроме ровной полоски леса, ни шевеления, ни признаков жизни. Правда, на улице ещё совсем темно. Звёздное небо закрыто облаками, которые не пропускают свет от восходящего солнца. Всё вокруг одинакового серого цвета, даже лес и вода. Северина плавала, не вылезая из воды, как бы стесняясь постороннего глаза. Стояла почти абсолютная тишина. Сегодня даже не чирикали перед восходом солнца обычно неугомонные пичуги. А потом закапал дождь мелкий и нудный. Дождинки капали холодные, а в воде, казалось, что совсем тепло. Девушка не обращала никакого внимания на дождь, мокнуть нечему. Халат она высушит, а купальник и так сырой. Она невольно опять подумала о вчерашнем госте. Как он там один в шалаше? Дождь наверняка попадает внутрь. Она даже поёжилась в воде, но не от холода, а от того, насколько неуютно туристу в его насквозь продуваемом и промокаемом шалаше.

Где-то высоко гудел самолёт. Гул постепенно нарастал, напоминая звук бомбардировщиков, которые показывают в фильмах. Звук доносился волнами, то нарастая, то замирая, и он навевал такую же тоску, как и погода. Затем гул постепенно исчез, растворившись в серых облаках.