Северка

'Кэмэл'. После первого перекура в моей пачке остается чуть больше половины. В общем, пачка на три – пять перекуров. На третий день остался пустой. Мне не нравится клянчить сигареты – ждешь час, пока найдется добрый псих, и оставит докурить 'Беломор' или 'Приму'. Мама стала приносить простые сигареты 'Яву', 'Столичные', 'Психические'.

Сумасшедшие в корпусе двух типов: косящие от армии призывники

(человек двадцать) и психи среднего возраста (десятка три), которые гуляют парами, по трое, и беседуют или играют в шахматы. Никаких внешних признаков нездоровья у них не видно: липкие волосы, воспаленные глаза. Поглядывают на меня изучающим взглядом, когда прохожу мимо по коридору. А я хожу и смотрю под ноги, мне не хочется ни с кем здесь знакомиться. Я еще не привык быть психом. В субботу молодые психи моют полы в коридоре и общих помещениях. Работают весело, с шутками, как в армии. Однажды, когда я стоял и смотрел на шахматную партию взрослых, все, кто был поблизости, вдруг сразу заговорили на непонятном языке. Язык не похож на какой-либо европейский или азиатский. Он напоминает пластинку, которую крутят в обратную сторону. Стоят и говорят, как ни в чем не бывало. Один спрашивает на тарабарщине, другой отвечает тем же манером. Молодых психов в коридоре не было. Мне стало не по себе. Ушел в палату. В палате сидят несколько молодых, но все молчат. А по-русски стало слышно из коридора уже через пару минут. Не может быть, чтобы все вокруг притворялись – вот ты и стал придурком, мин херц. Играй, играй, рассказывай тальяночка сама, как дядя Коля в пятницу сошла с ума. За следующие два месяца на тарабарщине больше не говорили.

Мама принесла книги, которые я просил – 'Наполеона' Тарле и рассказы Михаила Зощенко. Когда-то читал Димкиного 'Наполеона'

Тарле, книгу 30-х годов издания, без обложки и первых пятнадцати страниц. Впечатление осталось хорошее. А свою книгу я купил случайно на Ярославском вокзале, лет пять назад. Во-первых, чтобы прочесть первые пятнадцать страниц, во-вторых, Димка с мамой развелись, и книга уехала с ним. С тех пор моя, купленная стояла на полке, как резерв, а я читал классику. Теперь времени достаточно. Прочел и расстроился. Вылизанная. Нет высказывания о Кутузове: 'придворная лисица, заплывшая желтым жиром'. И о том, что по военному таланту

Кутузов и Бенигсен равны. Последний командовал армией при Эйлау.

Битва закончилась вничью. Нет фактов по крестьянской войне: всю первую половину русской кампании крестьяне, на захваченной территории жаловались французской администрации на помещиков. Страх по поводу всеобщего крестьянского восстания встречается в письмах русских офицеров и людей богатого сословия. Партизанить крестьяне стали после поборов и грабежей французов… Две разные книги. Моя печаталась с издания 50-х годов, а Димкина – года тридцать пятого.

Рассказы Зощенко не успел дочитать. Мне стали давать какие-то дополнительные таблетки, которые повлияли на зрение – буквы в книге расплывались.

Иногда корпус пустеет. Три десятка интеллигентных психов разом куда-то пропадают. Не просто на обеде нет. Двери в палаты днем открыты. Когда прогуливаюсь по коридору, вижу – никого. Только молодые ходят. При этом у нас не такое отделение, где выпускают домой на выходные. Входные двери заперты, на окнах решетки, верхняя одежда под замком. Несколько дней спустя пропавшие психи также неожиданно появляются.

В нашей палате появился новичок, лет восемнадцати. Глаза глубокие, умные. К мальчику почти ежедневно ходят родные и близкие человек по пять, разные. По виду интеллигентные, тихие гуманитарии. Голова у мальчика выбрита наголо. В сумасшедшем доме голову выбривают, если находят блох.

Раз в несколько дней психи моются под душем. Потом всех желающих бреет медсестра. Психам запрещено иметь режущие предметы, в том числе и бритвы. После ее бритья шея и щеки в порезах. Психи ходят ободранные, но веселые.

У молодых психов из дальних палат есть пахан лет двадцати, которого зовут Тайсон, из-за любви к мордобою. Однажды он зашел в нашу палату, когда я читал и еще дед лежал. Он остановился и стал что-то негромко злобно говорить в стену и искоса поглядывать на меня. Я оторвался от книги, смотрю на него, молчу. Ушел.

В процедурную зашел за таблетками. Толпа мальчишек сгрудилась над кем-то. И медсестра тоже. Говорят: 'надо же, а… Тайсон обещал убить его… череп то цел?' и тому подобное. Стою в паре шагов от толпы. Кто лежит, не видно. Хорошо, что крупная медсестра обернулась на меня и сделала шаг в сторону. Теперь и я вижу подбитый глаз бедняги.

Один мальчик порезал себе вены. Взрослые психи и в этот раз были где-то на задании. Мальчик порезался не сильно, есть немного крови, но вены не задел. Кричит в истерике. Недели две назад в курилке он без всякого повода спросил меня, за кого я буду голосовать. Не знаю.

Давай с нами за Паниковского, сына юриста и балерины.

Дважды меня проверяли на жадность. В день, когда приезжает мама.