Вперед выступил… Даже и не знаю как описать этого человека. Северный лев. Повадки этого человека вдруг напомнили мне повадки царя диких джунглей. Походка, стать, неторопливость в глазах уверенный покой. Лишь белоснежная грива густых блестящих волос трепетала на ветру. Вид не портила даже не длинная борода, заплетённая в две небольшие косички и завязанная плетенными кожаными ремешками. Интересно кто этот человек? Судя по всему, он здесь по просьбе Асмунда.
— Конунг Хальфданг. — с презрением и страхом выплюнул наместник. Похоже, этих двоих связывают весьма недружественные чувства.
Глава северных племён никак не прореагировал на подобное поведение. А вот я не удержалась от подколки.
— Раз, два, три… — скрупулёзно пересчитала я всех высказавшихся. — Ой, я кажется, набрала нужные голоса!
Удивление моё было наигранным настолько, что народ начал посмеиваться, откуда-то раздалось фырканье и смешки.
— Ну что ж коли я уж теперь такая царственная особа… — вознесла я очи к небу играя на публику, а затем перевела жесткий взгляд на моего оппонента. — Моим первым приказом будет… — думаю угрозу в моём голосе расслышали все. — … Стереть эту заразу с лица земли. Наместник Виртус, вы обвиняетесь в истреблении моего народа, разграбления городской казны и кучи всего остального, чего мы несомненно о вас ещё узнаем в дальнейшем, — хихикнула я в азарте. — Взять его! — кивнула я стражникам.
Законной власти они не стали перечить, хоть, производили задержание с некоторой неуверенностью. Я в чём-то их даже понимала. Много лет служить одному хозяину и теперь в мгновение ока изменить свои привычки очень сложно.
— Ваше Величество, — ко мне подошёл знакомый здоровяк, который был вчера в доме Асдис и Борина, похожий на медведя, вручивший мне Эйвинда, кажется его звали Бьенр. Как оказалось, он так же являлся капитаном местной стражи. — А что прикажете делать с обвиняемыми?
— Что дела… Что делать… Отпустить, капитан.
В ответ на моё, так сказать, благословение, он лишь едва заметно кивнул и отправился разгонять толпу, да освобождать приговорённых.
А мне больше всего в эту минуту захотелось очутится где-нибудь в тихом уголке, чтобы собрать все мысли в кучку и обмозговать сложившееся положение вещей.
Развернув Эвинда в сторону заново заполняющихся улиц, я двинулась к месту нашей постоянной дислокации, если можно так выразится военным языком.
Проезжая мимо местных, я то и дело оборачивалась на приветственные крики, замечала подозрительные и опасливые взгляды совершенно обычных людей и старалась не смотреть в сторону тех, кто постоянно тыкал в меня пальцем рассказывая соседям о произошедшем на площади.
Признаюсь, в какое-то мгновение меня обуял страх. Я никогда ничего не боялась, относясь даже к самым страшным вещам с толикой философии. Случилось, значит так должно было и быть.
Но сейчас, волосы на моём загривке начинали стремительно оживать при воспоминании о том, что я только что повесила на себя управление целой страной. Пускай маленькой, но это тысячи человеческих жизней. Живых людей. Мне, человеку, не воспринимающему мораль ни в каком виде, не привыкшему жить по правилам, безответственному предстоит управлять целым народом.
Возможно, именно этого я пыталась подсознательно избежать, намеренно оттягивая время своего заявления прав на трон. Неужели отец знал заранее о том, что я не справлюсь с этой должностью, поэтому не сказал о наследстве?
Хватит. Надо прекращать думать, а если бы да кабы… Что есть, то уже никуда не денешь. Пора думать, что делать с тем, что уже есть.
Заведя лошадь в стойло, я отправилась в дом. Здесь стояла приятная для моего мозга тишина. Покопавшись в столе рядом с печью, я отрыла припрятанную там за занавесочкой целую бутыль мутной прохладной жидкости, которую приметила ещё вчера вечером.
Отхлебнув изрядный глоток прямо из бутылки, я оперлась о крепкий обеденный стол, всеми силами пытаясь сделать вдох. Напиток оказался более чем ядрёным. Мне опалило горло словно огнём, но зато в мозгу наметилось слаженное движение беспорядочных мыслей.
Сделав ещё глоток огненной жижи, я отставила бутылку и заметила, как дрожат мои руки, от этого мне стало смешно. Я залилась беззвучным смехом, переходящим в истерику.
Вдруг, чьи-то широкие крепкие ладони легли на плечи, подставляя крепкое мужское плечо.
В голове, была такая мешанина, что ни о чём, не задумываясь, я просто приняла этот жест поддержки, уткнувшись носом в широкую грудную клетку. Слез не было, но мышцы едва заметно содрогались от внутреннего напряжения.
— Что ж ты делаешь, ребёнок? — усталый несколько грубоватый, голос вырвал меня из этого своеобразного забытья.
Откинувшись назад, я взглянула в серые колючие глаза человека, так вовремя оказавшего мне пусть и моральную, но поддержку.
— Если б знала, сказала бы… — усмехнулась в объятьях новоиспечённого деда.
Со двора раздался шум. Смех, хлопки и разговоры. Открылись двери, и кто-то вошёл, весело переговариваясь.
Я лишь сильнее зарылась носом в шею деду, такому доброму, надежному и тёплому, словно закрылась в надёжной раковине, и гори оно всё огнём.