— По-настоящему достоин доверия, — прервал его Амбеген. — Здесь не о чем говорить. Хорошо, что он рассматривает самые разные возможности, вплоть до перемирия с алерцами. Я требую от своих офицеров, чтобы они думали.
— Конечно, — согласился Мивен. — Однако я о другом. Командиры не суют носы в личные дела подчиненных, однако иногда личная жизнь влияет на службу… Получив это письмо, я втайне собрал сведения о сотнике Равате, его знают многие мои офицеры. Известно ли тебе, что у твоего офицера и, насколько я знаю, друга крайне серьезные проблемы?
11
Тереза вернулась на заставу вне себя от ярости. Она владела собой до последнего мгновения, но в полумиле от ворот, уже не в силах сдерживаться, опередила отряд и появилась на плацу, когда солдат еще не было видно за клубами снежной пыли. Спрыгнув с коня, она сняла шлем и сорвала с шеи грязные тряпки, защищавшие от мороза. Вид заброшенной заставы (снег на плацу доходил до лодыжек) превратил ее раздражение и злость в настоящий приступ гнева. Несколько мгновений она стояла, тупо глядя перед собой, потом швырнула снятый с головы шлем в сугроб. Внезапно оскалившись, она быстрым шагом, а потом и вовсе бегом направилась в сторону комендатуры. Оттолкнув в сторону дежурящего у входа легионера, она ворвалась в комнату коменданта и с грохотом захлопнула за собой дверь. Рават дремал в кресле за столом. Разбуженный неожиданным шумом, он вскочил.
— Спишь?! — прошипела она. — Ты спишь?!
Тереза двинулась прямо к сотнику, словно стола между ними не было. Рават инстинктивно попятился и чуть не опрокинул кресло, когда Тереза наткнулась на крышку стола. Наклонившись, она с яростью смахнула все, что там лежало. На пол полетели какие-то исписанные страницы, завертелось в воздухе гусиное перо. Надкушенный сухарь жадно впитывал чернила из опрокинутого пузырька.
— Что ты здесь вообще делаешь? — взвыла она. — С меня хватит, слышишь?! Я жрать хочу! — завопила она во весь голос. — И они тоже! Все, хватит с меня!!!
Еще не до конца проснувшийся Рават пытался собраться с мыслями. При таком шуме это было просто невозможно. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
— Все время одно и то же! — Тереза оттолкнулась от стола, отступила на шаг и повернулась кругом, разводя руками, словно призывая стены комнаты в свидетели. — Все время одно и то же! А-а-а!!! — снова завопила она. — Я спасаюсь от стай! У меня тридцать человек! — Она схватилась за голову. Тридцать человек, слышишь?! А ты умеешь только сидеть и спать, сам бы взял отряд, вышел да посмотрел! Ездишь вокруг этого проклятого мешка, из которого то и дело вылезает какая-нибудь стая, голов в триста, а то и четыреста! И что мне с ними делать? А?
Она снова навалилась на стол.
— Алерцы ходят сытые, — сказала она чуть тише, с неприятной усмешкой на некрасивом лице. — Они уже приучили крестьян, что запасы прятать нельзя. Если приходит стая, крестьяне бегут в лес или прямо в степь. И ждут. Ну померзнут немного, но вреда им никто не причинит. Стая входит в деревню, забирает все, что нужно, и спокойно уходит. Крестьянам остается достаточно, чтобы они не померли с голоду и даже не чувствовали себя особо пострадавшими. Сгорают только те хижины, в которых ничего нет… И крестьяне научились ничего от стай не прятать. А знаешь, от кого прячут? От меня! Попробуй купить в деревне еды для солдат или овса для коней. Нету! — снова закричала она, отступая и воздевая к небу руки. — Ни за воинские расписки, даже за звонкое серебро — нету! Ничего нет! Как только кончается то, что я везу в мешках, приходится возвращаться! А что я там везу?! Летом, по крайней мере, была трава для коней! Впрочем, меня это траханное быдло вовсе не удивляет! — Она уже визжала от ярости, вытаскивая меч, словно хотела убить им Равата. — Я бы на их месте тоже ничего не дала! Таким легионерам, которым только бы брюхо набить! Деревню от грабежей защитить не могут? Не могут! Хрен бы я дала этим дармоедам! В задницу их!..
Разрубив клинком крайнюю доску стола, она громко выложила все, что касалось задниц легионеров. Наконец Тереза медленно отступила, опустила меч и прикусила ноготь.
— Зачем ты меня туда посылаешь? — прошептала она. — Я больше не могу.
Рават молча смотрел на нее.
Сначала ее вопли взбесили его, но вдруг он неожиданно понял, что на самом деле злит его совершенно другое — он и сам так не может… Да, он не покидает заставы. Но ему не хуже Терезы известно, что происходит, хотя он и не испытал этого на собственной шкуре.