Примолкшие слушатели невольно стали кидать настороженные взгляды по темным углам, как бы вдруг испугавшись, не затаился ли там тролль, или гоблин, или еще какой–нибудь дух зла…
— И Грендель двинулся прямо в зал, — устало продолжал рассказчик. — Он был полон ненависти к людям, к их радости и веселью. К тому времени пир уже затих, и люди Хродгара безмятежно спали, устроившись на мягких звериных шкурах. Грендель жаждал человеческой крови. Он напал на людей с такой быстротой, что никто не успел даже вскрикнуть.
Но, когда оставшиеся в живых проснулись на рассвете, Хродгар недосчитался тридцати своих танов, и только кровь на стенах да безобразные гренделевы следы в кровавых лужах поведали им страшную ночную повесть…
Слушатели сидели потрясенные, безгласные, безмолвные от ужаса.
— Злые вести приплыли к нашим брегам, — нарушил молчание Хигеляк. — О страшных делах поведал ты нам, капитан!
— И конца этим страшным делам не видно, — отозвался тот, залпом допив остаток хмельного меда и отложив в сторону рог. — Этот дух зла и смерти не знает утоления своей жажде злодеяний. Ни уговорить, ни умолить его нельзя, нет возможности купить его золотом или богатыми угодьями. Злобный и кровожадный, бродит он, не зная ни сна, ни покоя. Жажда крови и мести людям за то, что они познали истинного Бога, владеет им безраздельно. Он убивает, кого только может, поэтому Хеорот опустел, и лишь таясь и прячась от Гренделя злополучные даны могут спасти свою жизнь.
— О, отважный Хродгар тоже должен прятаться? Никогда не поверю я в это! — воскликнул Хигеляк.
— О нет, — отвечал ему капитан. — Его защищает сам Господь, которого Гренделю не дано познать. Но Хродгар стареет, и сердце его не может превозмочь печали.
Из груди воинов, сидевших на длинных скамьях и, затаив дыхание, слушавших страшную повесть, вырвался печальный и сочувственный вздох. Охватившее их невольное оцепенение отпустило, они разом зашевелились, заговорили, зашумели.
Один из танов короля Хигеляка, высокий, мускулистый, светловолосый, устремил твердый взгляд своих серых внимательных глаз на капитана датчан пристальнее других слушателей. Точно рассказ моряка взволновал его душу сильнее, чем прочих. Это был сын сестры короля геатов, первый и лучший из его воинов, Бео вульф.
Он стремительно поднялся со своего места и решительными шагами направился к высокому резному трону, на котором восседал Хигеляк.
— Господин мой, — сказал он, прямо глядя в глаза королю Хигеляку, — я прошу твоего разрешения отправиться в плавание.
Он кинул быстрый взгляд на некоторых своих друзей: Вэгмунда, юного Хондсио, на Скаэфа; ему показалось, что при пляшущем свете факелов он читает одобрение в их глазах.
Хигеляк пристально посмотрел на блестящего воина и любимого племянника и, помедлив всего лишь одно мгновение, ответил:
— Я, может, и отпущу тебя, только прежде поведай, что ты задумал.
— Задолго до того, как я родился на свет, — отвечал ему Беовульф, — отец мой, Эдгето, убил одного человека из племени Вюльфингов. Опасаясь кровной мести этого могучего племени, он отправился вместе со своей молодой женой и немногочисленной дружиной бороздить моря и даже вынужден был заняться морским разбоем. Однажды шторм прибил его корабль к датским берегам, и при дворе Хродгара этот невольный пират нашел приют, а в лице самого короля обрел такого друга, какого редко можно встретить в беде. Хродгар не просто приютил моих родителей и меня, когда я появился на свет. Он заплатил Вюльфингам вергельд — выкуп — и помирил отца с этим воинственным племенем, а когда мне исполнилось шесть лет, помог нам вернуться к родным берегам. А теперь, как я вижу, Хродгар сам нуждается в надежном друге, и пришло мне время заплатить долги.
Хигеляк глубоко задумался. Тревога пробежала по его лицу.
— Беовульф, — наконец произнес он, — сын сестры моей, ты мне ближе и роднее всех, сидящих за этим столом. Сердце мое обливается кровью от одной мысли, что ты отправишься в это далекое и опасное плаванье. Кто знает, не грозит ли оно тебе гибелью. Но благородному тану надлежит платить долги. Что ж, собирайся в путь. Но помни, отсюда, с высокого утеса, пара нетерпеливых глаз будет вглядываться в горизонт, ожидая, когда там мелькнет парус твоего корабля, возвращающегося на родину.
Беовульф позвал с собой самых сильных и храбрых воинов. Всего числом четырнадцать, и пятнадцатый — сам.
Предзнаменования были добрыми.
И, не откладывая отплытие ни на день, он повел их по скалистой тропе к заливу, где на волнах покачивался стройный и изящный, с пестро раскрашенным драконом на носу, быстроходный военный корабль. Попутный ветер поспешил надуть их паруса. Боевые щиты, украшенные золотой чеканкой, поблескивали на улыбчивом весеннем солнце. Корабль скользил по волнам легко, точно веселый тюлень…