Северная и Западная Европа

— Где моему мечу равняться с твоим, — сказал Лемминкяйнен с насмешкой, — ведь мой уж весь поломался, ударяясь о кости врагов, весь зазубрился, разрубая черепа. А впрочем, я готов помериться с тобой и мечами. Только выйдем отсюда: не место здесь драться и тревожить честных гостей.

Вышли они на середину двора (а двор тот был обнесен частоколом, и на каждом–то колушке было воткнуто по головушке, только на одном колу головы не было). И вот зазвенели мечи, посыпались искры от тяжелых ударов клинка о клинок. Горячо нападал на Лемминкяйнена злой муж Лоухи, и спокойно отражал его удары бесстрашный Лемминкяйнен; наконец, улучив минуту, он вдруг сам напал на своего противника и так сильно ударил его в грудь, что тот упал на землю. Быстро подскочил тогда к нему Лемминкяйнен, снес мечом с его широких плеч голову и с торжеством воткнул ее на пустой кол. Потом вошел он в покой, где все еще пировала Лоухи с гостями, и сказал ей:

— Не хотела ты мне дать пива напиться, так дай же теперь воды вымыть руки, запачканные кровью твоего негостеприимного мужа.

Кто может изобразить ярость беззубой Лоухи! Она стала бросаться во все стороны, кричать, махать руками, и вот со всех сторон словно из–под земли выросли, являются сотни и тысячи воинов с длинными копьями, со сверкающими мечами в руках. Все они стремятся на зов старой ведьмы, все мрачно глядят на Лемминкяйнена. Видит он, что грозит ему беда неминучая и что в Похъёле ему нельзя более оставаться; выскочил на широкий двор, видит, что коня его нигде нет, и обернулся он сизым орлом, как молния взвился под облака и понесся быстрее мысли на родину, к своей старушке–матери.

Долго ли, коротко ли летел он, а только прилетел домой бледный, усталый и сильно расстроенный.

— Матушка, — сказал он, — ты права была, когда останавливала меня и уговаривала не ездить в Похъёлы. Я навлек страшные беды и на твою и на свою голову; сюда идут вооруженные толпы, их посылает ста–рая беззубая Лоухи, чтобы отомстить мне и всей семье моей за смерть ее мужа, убитого мной. Что мне делать, куда мне с тобой укрыться?

— Обо мне не беспокойся, сын мой, я сумею укрыться от безжалостных врагов; что же касается тебя, то если ты дашь мне слово после этого шестнадцать лет сряду не вынимать меча из ножен, я укажу тебе убежище, в котором никому не удастся отыскать тебя.

— Матушка, даю тебе слово; только скажи мне, где же это безопасное убежище? Далеко ли от тебя и от родины?

— Далеко, сыночек, очень далеко; возьми отцовский челнок, садись в него и плыви в нем через девять морей в десятое. Там, посередине десятого моря, высится над водами скалистый остров. Весело живут на нем люди, ни в чем не нуждаясь; укройся там от преследований и живи беззаботно два года, на третий возвращайся под родимый кров.

На другое утро солнце застало уже Лемминкяйнена на море. Подняв белый парус, быстро мчался он на своем легком челноке вдаль от родины и родимой матушки. Заботливая рука матери положила ему в челн разных припасов и всего, что могло ему понадобиться и в пути и на чужбине. Немало времени плыл он — три месяца убаюкивали его беспокойные волны под вечер и будили своим плеском на заре. Наконец засинелся вдали желанный остров.

В то время на берегу острова сидело много женщин, и старых и молодых; одни ожидали сыновей, другие отцов и братьев, третьи дорогих женихов и мужей. Завидели они вдали на море черную точку и стали говорить:

— Что это на море? Уж не наши ли корабли идут издалека с дорогим товаром? Не несут ли они нам вестей о далеких странах? Не везут ли нам праздничных нарядов?

Но черная точка очень скоро приближалась к острову, и наконец все сидевшие на берегу женщины увидели, что то был челнок, мирно колыхавшийся на волнах, что в том челноке сидел юноша, прекрасный собой, одетый в богатое платье, черные глаза его блистали как молнии, а чудные черные волосы рассыпались по плечам его мягкими кудрями. Смелой рукой направил он свой челнок к берегу и, подъезжая, сказал сидевшим на берегу женщинам:

— Не найдется ли здесь на берегу местечка, где бы я мог вытащить свой челнок и посушить его на солнце после долгого переезда?

— Есть здесь место целой сотне челноков, не только твоему одному, — отвечали ему с берега женщины.

Вышел Лемминкяйнен на берег, вытащил свой челнок на сушу, потом поклонился женщинам и сказал:

— Не найдется ли здесь на острове местечка укрыть меня, сиротинушку, от боевого шума и звонкого стука мечей?

— Есть у нас и высокие крепкие замки, и богатые дома; можем мы тебя укрыть, сиротинушку, да и не тебя одного, а тысячи таких же, как ты, молодцев.

— Не найдется ли здесь местечка, где бы я мог петь свои протяжные, заунывные песни — слова так и тают у меня на устах, так и просят, чтобы я сложил их в сладкозвучную песню.

— Есть здесь место и для твоих песен, — отвечали ему женщины, — есть и рощи для веселых игр, есть и лужайки для шумной пляски.