Северная и Западная Европа

Укко, ты наш бог небесный,
Ты, что небом всем владеешь,
Всеми облачками правишь!
Пораздумай, поразмысли
И пошли с Востока тучу,
Да и с Запада другую,
Да и с Юга их побольше,
Пусть скорей прольется дождик,
Пусть из тучек мед закаплет,
Чтобы стебли поднялися
И колосья зашумели!..

Укко исполнил просьбу премудрого, чудный хлеб созрел в одну неделю, и узнали с той поры люди, как должно его сеять и как за ним ухаживать.

А Вяйнямёйнен стал спокойно жить на плодоносных равнинах Калевалы и петь на досуге свои любимые песни. Широко и далеко на юг и север пронесся слух о его славе, мудрости и о могуществе его песен.

В то время жил на Севере, в стране бледных лапландцев, один молодой певец, по имени Йоукахайнен, который никогда еще не встречал на земле певца, подобного себе. Услышав о славе Вяйнямёйнена, загорелся он желанием помериться с ним силою вещих песен и тотчас решился ехать в Калевалу. Напрасно отговаривал его отец от этого дерзкого замысла, напрасно упрашивала его мать остаться.

— Нет, — отвечал Йоукахайнен, — я и сам не ребенок, сам сознаю свои силы и не потерплю, чтобы кто–нибудь пользовался большей, чем я, славой в песнопении. Разве не видели вы, как лучшие певцы пытались состязаться со мною и как жестоко наказывал я их за такую дерзость, как силой песни своей забивал я ноги их в камень, наваливал каменные глыбы им на спину, грудь и на плечи, нахлобучивал на глаза тяжелую каменную шапку!

И с этими словами вскочил он в свои легкие санки, и вихрем помчал его конь в Калевалу. Едет он день, едет другой, на третий сталкивается лицом к лицу с Вяйнямёйненом, который тоже куда–то ехал и не заметил, что Йоукахайнен мчится ему навстречу, наткнулся на его сани.

— Ты кто такой? — спросил его Вяйнямёйнен. — Откуда явился ты в нашу сторону, что не знаешь, как ездить по нашим дорогам, и наталкиваешься на всякого встречного?

— Я Йоукахайнен, — гордо отвечал юноша, думая поразить премудрого старца одним звуком своего имени.

— Ну, если ты Йоукахайнен, — спокойно возразил ему Вяйнямёйнен, — так ты можешь и уступить мне дорогу, ведь ты гораздо моложе меня летами.

— Что нам считаться летами? Не в возрасте сила, а в знании и в мудрости; если ты действительно тот Вяйнямёйнен, для которого, говорят, нет ничего сокрытого в мире, так давай состязаться в знании, и я тогда только уступлю тебе дорогу, когда увижу, что ты превосходишь меня в мудрости.

— Где мне равняться с тобой в знании и мудрости, — отвечал ему Вяйнямёйнен, — я ведь жил все в глуши, слышал одну только кукушку; ну, да уж если тебе так угодно, так покажи мне сначала, что ты знаешь.

Тогда стал Йоукахайнен в напыщенной и цветистой речи излагать ему самые обыкновенные явления природы и жизни, которые бы и ребенок сумел передать и объяснить не хуже его, он рассказывал ему, как строятся дома, какие где живут рыбы, как где землю пашут, какие где водопады и какие деревья любят расти на горах.

— Это всякий ребенок, всякая баба знает, — смеясь сказал ему Вяйнямёйнен. — Тому, у кого растет борода, стыдно уж и называть это знанием. Нет, ты скажи мне, откуда что произошло, разъясни самое существо вещей!

Йоукахайнен смутился и стал бормотать:

— Вода произошла из гор, огонь — с неба, медь — из скалы…

— И только–то? И эти пустяки ты называешь знанием?

Йоукахайнен прибегнул к последнему средству и стал лгать Вяйнямёйнену, что он был в числе тех, которые создали мир, накрыли его небесным сводом и рассеяли по нем светлые звезды.

— Ты нагло лжешь! — сказал ему мудрый старец. — О тебе и не слыхано было, когда мир создавался.

— Ну, уж если я не сумел очистить себе дорогу знанием, так проложу ее мечом.

— Не боюсь я ни мечей твоих, ни мудрости и не стану меряться мечами с тобою, жалким созданием.

— А, ты не хочешь! Ты трусишь. Так я запою и силою песни обращу тебя в борова и загоню в самый дальний угол темного, грязного хлева!

Не вытерпел Вяйнямёйнен и сам запел свою грозную вещую песнь: море заколебалось, земля задрожала, медные горы застонали, твердые камни испугались, скалы затрещали и рассыпались… От песни его сани дерзкого юноши обратились в жалкий кустарник, а борзый конь — в прибрежный камень, богатая шапка — в темную тучу, мягкий пояс — в мелкие звездочки, а сам Йоукахайнен по горло увяз в мшистой и вязкой трясине.

Тут только постиг он могущество Вяйнямёйнена, тут только увидел он, что нет ему спасения, если его не помилует премудрый и не возьмет назад своих чудных заклинаний. Он стал предлагать ему за свою жизнь и богатое оружие, и коней, и корабли, и золото; но гневный Вяйнямёйнен с презрением отвергал все его предложения и продолжал петь страшную песню, от которой Йоукахайнен все глубже и глубже уходил в трясину. Наконец Йоукахайнен прибег к последнему средству: