Северная и Западная Европа

Викинги с огромным войском высадились на берег; король Сигмунд затрубил в свой рог, и завязался отчаянный бой. Как ни стар был король Сигмунд, но все же бился он очень мужественно и всегда был впереди своих людей, — ни один шлем, ни одна броня не могли устоять под его рукою; весь день бился он, не раз проходя из конца в конец все неприятельское войско, но все еще никто не мог предсказать, на чьей стороне останется победа. Много сыпалось на него стрел и копий, но норны охраняли его, и он не получил еще ни одной раны. Никто не мог бы перечесть воинов, павших под его ударами, и обе руки его были в крови до самых локтей.

Но вот явился в толпе боровшихся человек в широкополой шляпе и голубом плаще; у него был один только глаз, и в руке держал он копье. Человек этот пошел прямо против короля Сигмунда и бросил в него свое копье; король Сигмунд сильным ударом меча отразил копье, но при этом меч его разбился на две части, и с этой минуты счастье изменило ему. Теперь в его войске стал валиться народ, и много его воинов было убито. Король бился, не щадя себя. Но напрасно ободрял он своих людей — более многочисленный враг наконец–таки одолел, и в битве этой погиб и сам Сигмунд, и тесть его Эйлиме, и большая часть его войска.

После битвы король Люнгви прежде всего поспешил обыскать жилище короля, но не нашел там ни женщин, ни сокровищ. Тогда объехал он всю эту землю, поделил ее между своими людьми и думал уже, что всему роду Вёльзунгов пришел конец и что ему теперь уже нечего было опасаться с этой стороны.

VII

Ночью прокралась Гиёрдис на поле битвы, пробралась к тому месту, где лежал Сигмунд, и стала спрашивать его, не было ли какой–нибудь возможности залечить его раны. Но он отвечал:

— Многим случается вернуться к жизни, когда этого всего менее ожидают, но покинуло меня мое счастье, и я не хочу залечивать своих ран. Сам Один не хочет, чтобы я взмахивал мечом, и потому–то меч мой и разбился на части; я побеждал, пока он желал этого.

— От всего на свете, кажется, отказалась бы я, лишь бы только ты мог вылечится и отомстить за моего отца.

— Не суждено уж мне этого, — отвечал король, — но скоро у тебя родится сын, которого должна ты воспитать с возможной заботою, и он будет лучше и славнее всех в нашем роде. Береги также эти обломки меча: из них будет сделан добрый меч, и назовут его Грамом; сын наш будет носить его и совершит с ним много подвигов, и память о них не исчезнет, пока стоит мир. Пусть это служит тебе утешением; я же ослабел от ран и перенесусь теперь к нашим отошедшим родичам.

Гиёрдис сидела над ним, пока он не умер.

Между тем начало светать. Тут увидала она, что к берегу подходило множество каких–то кораблей, и сказала тогда своей прислужнице, что им надо поменяться платьем и именами и что впредь она должна выдавать себя за королевскую дочь.

Тем временем викинги с кораблей увидали поле битвы, покрытое трупами, и женщин, бежавших к лесу; поняли они, что тут произошли какие–то важные события, и поспешили выйти на берег. Войском этим предводительствовал Альф, сын датского короля Гиальпрека.

Придя со своими людьми на поле битвы, приказал он догнать женщин и, когда привели их к нему, стал расспрашивать их, кто они были. Ответы их плохо согласовались с их наружным видом; прислужница говорила за обеих и рассказала о смерти Сигмунда, Эйлиме и других могучих воинов и о том, кто был всему тому причиной.

Альф спросил тогда, не знали ли они, где были спрятаны сокровища Сигмунда, и прислужница отвечала, что никто не мог знать этого лучше их, и показала место, где они находились. Тут нашли они такое богатство и столько сокровищ, как никогда еще, казалось им, не видали они собранными в одном месте. Воины перенесли все это на корабли Альфа, и Альф повернул домой, взяв с собою Гиёрдис и ее прислужницу. Во время переезда он несколько раз заговаривал с женщинами и примечал все, что они говорили.

IX

Наконец приехал Альф домой и привез с собою и своих пленниц. Вскоре по приезде их спросила королева своего сына:

— Почему самая красивая из этих двух женщин носит худшие кольца и платья? Я почти уверена, что ты принял госпожу за прислужницу.

— И мне так же кажется, — отвечал Альф, — она душой и нравом не рабыня, и когда мы встретились с нею, она сразу показала, что умеет приличным образом принять высокого гостя. Но мы успеем еще выяснить это дело.

Раз, когда сидели они все за кубками, король завел с пленницами разговор и спросил:

— Какая у тебя примета на то время суток, когда начинает уже светать и ты не можешь видеть ни луны, ни звезд?

— У меня есть на это та примета, — отвечала прислужница, — что в молодости я привыкла пить на заре молоко, а потому и теперь, хотя я и перестала пить его, но все еще по–старому просыпаюсь в это время. Вот в чем моя примета.

Улыбнулся король и сказал:

— Плохая это привычка для королевской дочери.

Тогда он обратился к Гиёрдис с тем же самым вопросом, и она отвечала:

— Отец мой подарил мне золотое колечко, имевшее то свойство, что палец мой холодел от него рано утром на заре; вот моя примета.