Северная и Западная Европа

Пришла наконец и старость, с ее недугами и слабостью, и Талиесина выгнали из его хижины.

В несчастий невольно вспомнил он свое беззаботное детство, своего мудрого наставника и святого Тильда — друга, с которым разлучили его жажда славы и бранные тревоги, так долго находившие себе отголосок в его сердце. Но этот друг был тогда далеко: вместе со значительной частью бретонского населения он, по примеру святого Кадока, переселился на материк Европы — в Арморику (нынешнюю Бретань). До Талиесина дошли слухи о том, что в Арморике царствуют мир и спокойствие, тогда как около себя он видел только торжество грубой силы да тягость чужеземного ига… И захотелось ему, беспомощному, отдохнуть от тревог и бедствий под гостеприимным, мирным кровом дружбы. Он сел на первое судно, отплывавшее в Арморику, и покинул берега своей родины.

Где умер он? Спокойно ли? Об этом ничего не знают летописцы.

Анейрин Пересказ П. Полевого в редакции А. Филиппова

Анейрин родился в начале VI века близ Дунбартона, столицы клейдских бретонов, живших у границы шотландской. Он был братом святого Гильда. Вместе выросли они, вместе получили первые начатки образования от придворных бардов своего отца, вместе выучились музыке и пению; но одного влекло на юг,, туда, где процветало христианство, где в мирных стенах монастырских, у святых наставников, пылкое юношество училось кротости, смирению и Божественной мудрости; другого прельщали жизнь, слава и громкие деяния предков, погибших в честном бою с иноземцами–притеснителями. Гильд отправился на юг, к святому Кадоку, а Анейрин поступил в касту бардов и принял горячее участие в борьбе за свободу отчизны.

Отличительной чертой Анейрина была пылкость характера, самая сильная восприимчивость всех впечатлений и расположение к поэтическому «бешенству». Невозможно иначе передать смысл прилагательного, которое обыкновенно соединяли с именем Анейрина его современники и писатели последующих веков, называя его бешено–вдохновенным. Ничто лучше этого слова не передаст необыкновенной способности Анейрина к живому представлению кровавых и ужасных картин, к вставлению в песни свои таких страшных проклятий, которые дыбом поднимают волосы у каждого слышащего их и могут исходить только из уст человека, находящегося на высшей степени раздражения и нравственного, и телесного.

Около 578 года все бретонские кланы (на пространстве от Сольвэсского залива до озера Ломонда и от устья Форта до устья Клейда) соединились в один обширный союз для отражения пиктов, скоттов и англов, которые пытались с севера пробиться сквозь ряд стен и укреплений, построенных еще римлянами и служивших кельтам защитой от набегов воинственных соседей. На защите этих стен основывалось счастье и довольство всего бретонского населения. За этими стенами были их жены, дети, старики и могилы предков, все добро их и земля родная, вспаханная в поте лица, орошенная кровью близких… Немудрено, что 363 начальника кланов поспешили на защиту этой священной стены, едва только стала на севере собираться грозная туча. Между этими начальниками кланов на первом месте стоят: бард Анейрин (тогда правивший Гододином, небольшой областью на берегах Клейда), Оуэн, старший сын и наследник Уриена, и Менесок, король Эдинбургский.

Защита стены длилась семь дней и сосредотачивалась преимущественно около главного ее пункта — крепости Кальтраез. Сначала перевес был на стороне бретонов; но потом, увлеченные успехом, они возгордились, забыли осторожность и осмотрительность, главные качества всякого хорошего воина, и стали только петь песни да бражничать. Тогда враги, воспользовавшись их беспечностью и невоздержанностью, напали на них ночью и всех перебили. Это происшествие Анейрин описал в превосходной поэме, которую назвал, по имени своей области, «Гододин».

«Шумно и весело, — говорит бард в начале своей поэмы, — стекались к Кальтраезу отряды воинов; но бледный мед, их любимый напиток, отравил их, погубил их. Непоколебимо, упорно, без устали бились они с врагом своими огромными, кровавыми мечами. Их было всего три сотни против одиннадцати сотен. Много крови пролили их копья, но сами они пали один за другим в рядах Менесока, славного вождя храбрых, пали от метких стрел Смерти прежде, чем успели в церквах покаяться!»

Так бард начинает свою поэму и описывает потом мелкие стычки первых двух дней, в которых перевес был постоянно на стороне бретонов.

«С восходом солнца на третий день, — продолжает бард, — Тудвульер и многие другие бретонские вожди взошли на вершину башни для наблюдения над неприятелем; потом, собравшись вместе, испустили общий военный крик и устремились на врага из–за стен. Дружно подкрепленные своими, они бились целый день и произвели в рядах неприятельских беспримерное опустошение. Их могли отделить от врагов одни волны прилива, шумно бежавшие с моря на берег и уносившие на себе в пучину груды тел, бледных, страшно искаженных могучими ударами.