Северная ходьба

Впереди –  старуха с двумя лыжными палками,
позади –  старик, в три погибели, с клюкой.
Такая у них нордическая ходьба.

Она не смотрит назад, он –  вверх, валкими,

но шаткими шажками держа прямой
курс, по которому ведет Судьба.

Вот уж и впрямь «саувакявели», оба

скорей идут, чем идут скорей; скорей
ковыляют, чем идут. Палкоход –

зимняя форма надежды, спорт у гроба,

первенство, не за лавр, так хоть за порей,
за первинки, за родной огород,

который сейчас под снегом, ему тепло,

а им не холодно, но и не жарко;
так и должно быть спортсменам зимой.

У старика под носом не пот, а сопли,

но так и должно быть, соплей не жалко,
жаль старуху и хочется домой,

в кисло-сладкий, густой, предпоследний воздух,

к надбитому кубку и блюдцу к нему,
к некрепкому, несладкому чаю.

Но пяточки палок сверкают как звезды,

но Фрейя к смертному Оду своему
не повернет главы отчаянной…

4. Дворники

Я работал дворником четыре месяца
в парке Лесотехнической академии,
меня учили мести опавшую листву «волной».

Я вставал в пять утра и шел к метро вместе с

рабочими, отличаясь от их племени
мешком из полиэтилена –  нужен был холстяной.

Потом наступила зима, и стволы в парке

светились изнутри голубоватым светом.
Однажды меня окружила стая собак…

Потом это все надоело моей Парке,

и я сломался на колке льда, но при этом
насмотрелся на утро и растущий из утра парк.

Поэтому я и понимаю дворников,

пусть они иногда не понимают меня,
и в труде им куда больше помогают машины,

но стоит услышать шарк лопаты, корни слов

становятся пятнами голубого огня
и тянут в себя сытную снежную мочажину,

и наступает утро, и лом говорит «цок»,

и лед отвечает «коц», и лежит, покоцан,
и оранжевая спецовка на ветру будто флаг,

и матюги старшей дворничихи идут впрок

этому медленному свету, и в окно сам
он ползет, нещедрый, но от каких-то там тайных благ.

5. Собака

Моя собака скоро умрет, и я
закончу шестнадцатилетнюю прогулку
в парке имени академика Эдгара По.

В детстве мы называли его «поля»,

здесь плохо растут деревья, и мало толку
от новых посадок (торф), и отвести слаб'o

«полюстровские ключи». Этой водой,

богатой железом, Кушелев-Безбородко
лечил всех желающих, пользовал теплым душем.

Теперь только ржавые пятна весной

на старой траве и новой, лезущей кротко,
напоминают об этом: Мусина-Пушкина

продала эти места Брусницыну,

а тот настроил дач… Здесь лучше всего зимой.
Летом тоже неплохо, но повсюду шашлыки.