Северная война

  - Можешь покинуть меня прямо сейчас, тебя никто не держит. За сына пришлешь четыреста кельнских марок серебром. Сроку тебе два месяца. Как и через кого можно передать выкуп помнишь?

  - Помню. Через датского купца Маргада Бьярниссона, который проживает в городе Рибе и имеет свою контору в Бремене.

  - Вот и ступай, граф Сигурд. Иди и моли своего бога, чтобы мы снова не встретились, потому что в следующий раз ты умрешь.

  Граф нерешительно сделал шаг по направлению к лестнице, которая вела вниз. Однако он вновь замер на месте, снова посмотрел на меня и с ненавистью в голосе сказал:

  - Я влиятельный человек, язычник, и смогу обелить свое имя, а потом посвящу свою жизнь только одному - мести. Я знаю твое имя и поверь, лучше тебе было бы убить меня прямо здесь.

  - А я не боюсь мстителей, граф Сигурд. У меня немало врагов и какой-то там имперский граф на общем фоне среди них смотрится очень бледно. Так что можешь стать в очередь.

  Граф Сигурд окатил меня гневным взглядом, который в отблесках разгорающихся пожаров полыхнул красными огнями, до хруста сжал кулаки и широкими шагами направился к лестнице. Вслед за ним пошел один из варягов, который обеспечит его проход через наших воинов, а я снова прислонился к парапету башни, и стал наблюдать за ходом боя.

  По улицам города с дикими выкриками носились сотни всадников. Летели в выбегающих из домов вражеских воинов стрелы степняков и сулицы бодричей, горели дома, а тяжелая конница рубила, и топтала полупьяных католических воинов. Однако вскоре нам начали оказывать сопротивление. Судя по всему, отряды городского ополчения, отлично экипированная и подготовленная пехота, местная стража и наемные отряды архиепископа были начеку и готовы выдвинуться в любой конец города на усмирение разбушевавшихся крестоносцев. Поэтому, как только начались поджоги, эти боеготовые подразделения сразу же направились навстречу опасности. Действовали германцы превосходно, четко и слаженно. По улицам, мимо горящих домов, в сторону северных ворот началось наступление ощетинившейся пиками стены из щитов, против которой биться смысла не было, и тогда я отдал приказ отступать. Полчаса погуляли, разор учинили, людей перебили не меньше тысячи, а сами потерь почти не понесли. Значит, задача выполнена, отходим.

  Перекрывая шум боя и треск горящего дерева, протяжный звук сигнального рога разнесся над задымленным городом. Метатели огнесмесей кинули в наступающих германцев несколько своих зарядов, и противник замялся. Хорошо вышколенная конница стала отступать к воротам, а я опять оглянулся. Варяги уже покинули вражеский лагерь. Обозы католиков горели, и под стенами царил хаос. Можно было отходить, но только с боем, ибо под воротами скопилось несколько сотен католиков, как конных, так и пеших, которые хотели найти укрытие за стенами. Это были паникеры, которых раскидать очень легко. Однако за их спинами на дороге строился крупный вражеский отряд из рыцарей и легких кавалеристов. Видимо, кто-то понял, что мы уже в Гамбурге, и решил нас подловить. Ну-ну, пусть попробует.

  Я и мои сопровождающие покинули башню и сели на лошадей. Конная масса славянских всадников давила мне в спину, но я не торопился и сначала окликнул командиров:

  - Сотники! Все люди на месте!? Никого не оставили!? Доложить о потерях!

  - Мои все! - откликнулся Иван Берладник.

  - Моих трое полегло! - отозвался Твердята Болдырь.

  - У меня пятерых нет! Убиты! - вторил ему Юрко Сероштан.

  - Отставших нет! Потерь не имеется! - добавил атаман Данко Белогуз.

  Далее тишина и я окликнул командира бодричей:

  - Сотник Булыга! Что по убитым!?

  - Нет его! - из строя бодричей ответил незнакомый голос. - Из окна в сотника стрелу пустили и сразу в голову! Подобрать не смогли!

  - А кто за него!?

  - Полусотник Звенько! Про потери сказать точно не могу! Полтора десятка наших точно нет! Может, убиты, а может, на улицах заплутали!

  - Ждать никого больше не можем! Приготовиться к бою! Идем на прорыв! Метатели огня, вы в конце, подпалите окраинные дома, башню и ворота!

  - Готовы! - услышал я одного из варягов 'Карателя'.

  Достав из ножен клинок, я повернулся к воротам, и окликнул спешенных дружинников Берладника:

  - Открывайте!

  Со скрипом, большие створки распахнулись, и снаружи на них надавила толпа паникеров. Медлить было нельзя и, взбодрив своего жеребца окриком и ударом повода, я первым помчался на врага.

  Удар! Конь отбрасывает в сторону тело германца, который раньше всех хотел попасть за стены, а затем еще одного. По брусчатке разнесся цокот множества подков, и вся наша конная лавина, на острие которой шла тяжелая кавалерия, обрушилась на нестройную толпу католиков. Кричали люди, которых калечили лошади, звенела сталь, и мой меч опускался на головы ошалевших от страха крестоносцев. Позади варяги поджигали крайние дома, которые прилегали к воротам, и башню, но я этого не видел и слух, будто выключился. В полнейшей тишине я рубил и сек врагов, выполнял кровавую работу и чувствовал эмоции идущих за мной вслед воинов.