Северная война и шведское нашествие на Россию

Мазепа знал, что его лично ждет в случае победы России, и поэтому не было у украинского народа зимой и весной 1709 г. более неумолимого, смертельного врага, чем старый бывший гетман. Не следует забывать и того, что у Мазепы оставалась еще одна надежда, тем более сильная, что она была последней: он ждал со дня на день восстания Запорожской Сечи, запорожцы были последним резервом мазепинцев. А если так, то приманить их к измене можно было легче всего, обещая им богатые милости и широкие возможности воспользоваться всем имуществом горожан и сельского населения Украины, которые останутся верными России. Террор шведский, до таких неслыханных размеров зверства обострившийся в январе-феврале 1709 г. на Слободской Украине, должен был явиться как бы началом общего террора, который собирались направить весной изменники-запорожцы против населения Гетманщины. Это восстание тесно связывалось у Мазепы и запорожского кошевого Константина Гордиенко с чаемой и ожидаемой ими победой шведского короля. Спокойная суеверная убежденность Карла XII в конечном успехе действовала на окружающих. Ведь Мазепа жил исключительно в ближайшем окружении короля, садился за королевский стол с генерал-майором Спарре, который был заблаговременно намечен в коменданты ("губернаторы") города Москвы.

Такова была среда, в которой жил изменник-гетман в последние месяцы перед Полтавой.

Жесточайшее народное сопротивление, которое встречали шведы буквально на каждом шагу между Котельвой, Краснокутском, Коломаком и Рублевкой, побудило Карла к проявлениям такой истинно зверской жестокости, какая всегда была ему свойственна, когда он встречал серьезный отпор. Сжигались деревни, убивали все не успевшее бежать население. 11 февраля он пошел к Коломаку и между Краснокутском и Городней натолкнулся на отряд генерал-лейтенанта Ренне. Произошло кровопролитное столкновение, не весьма удачное для шведов. Русские бились с особенным ожесточением, вызванным в них возмущенными чувствами: ведь отряд Ренне видел испепеленные деревни и валявшиеся всюду по дорогам трупы убитых или замерзших крестьян, их жен и детей. Враг был отброшен с потерями обратно в Краснокутск, сам король, который хотел остановить бегущих, чуть не был взят в плен. Ренне затем отошел со своим маленьким отрядом. Потери шведов были гораздо значительнее, чем у русских, вопреки лживой шведской реляции, трубившей о победе.

16

Сражение между Краснокутском и Городней еще уменьшило и без того сильно тающую шведскую армию. По шведским позднейшим подсчетам, армия Карла в момент начала похода ранней весной 1708 г., когда он стоял в Сморгони и Радашкевичах, была равна 35 тыс. человек. Затем, в октябре 1708 г., Левенгаупт привел к нему уцелевших после битвы при Лесной 6700 человек. Следовательно, у него должно было бы оказаться 41 700 человек. Конечно, он успел уже к октябрю испытать. потери, но не такие чудовищные, как затем зимой. Ранней весной 1709 г., после скитаний по Слободской Украине (по шведским подсчетам), у Карла XII осталось всего меньше половины этого числа, 19 тыс. человек с небольшим, если считать чисто шведскую по своему национальному составу регулярную армию. Если летом 1709 г. у короля под Полтавой оказалось (перед боем) 30-31 тыс. человек, то это объясняется прибытием части запорожцев, приведенных их кошевым, изменником Константином Гордиенко, а также наличием волохов и других нерегулярных отрядов.

Вопрос о прибытии подкреплений стал в сущности уже в марте 1709 г. вопросом жизни или смерти для шведской армии.

Доходили до Петра в феврале 1709 г. слухи, что Карл "послал указы во все свои городы и в Лифляндии", чтобы собрать все военные силы у всех гарнизонов и, как только настанет весна, идти "доставать Петербурга". Но едва ли эта весть могла в тот момент показаться Петру очень устрашающей. Сам Карл с лучшими, отборными своими войсками (т. е. с той частью их, которая еще уцелела) был в топях и болотах Слободской Украины, должен был выводить людей, лошадей, обоз из области, которая уже в ближайшем будущем оказалась затопленной разлившимся половодьем,- а без него брать Петербург было бы предприятием еще более, очевидно, невозможным, чем была бы попытка сделать это при нем{124}. Но откуда ждать подкреплений? О подкреплениях из Швеции нечего и думать. Ждать Станислава Лещинского с какой-то мифической, несуществовавшей большой польской армией было нелепо, никогда бы он и до Днепра не дошел, если бы даже у него была армия, ему повинующаяся, чего никогда не было, и если бы он осмелился дать ей приказ о походе в Россию, чего уж никак и случиться с горемычным "королем" не могло.