Северная война и шведское нашествие на Россию

Когда случалось, что завязывалось столкновение покрупнее, вроде, например, боя у Городни, где именно русские довольно жестоко разбили шведов, то дело изображалось так, что вся беда произошла оттого, что шведы слишком пылко преследовали беглецов, а те вдруг оборотились назад и причинили неожиданную неприятность своим преследователям. Но потом королю докладывали о новых "победах" над 150, или 200, или 300 русскими кавалеристами, которые напали на кого-то, а потом, увидя приближающийся шведский отряд, "панически" бежали, - и снова все казалось хорошо этому маниакально упрямому человеку, который совершенно не сознавал, в какой тупик он завел себя и своих солдат и как в сущности безвыходно его положение.

Не следует также удивляться и тому, что Карл всерьез поверил, будто Азия находится где-то между городами Коломаком на Украине и Харьковом.

К науке и книгам Карл всегда относился с глубоким равнодушием, а иногда и с снисходительной иронией. Став самодержцем пятнадцати лет от роду, он от бога вверенной ему властью объявил свое учение оконченным.

А Мазепа боялся одного: как бы граф Пипер, Гилленкрок, Левенгаупт - все люди с головой - не убедили Карла, что нужно уходить за Днепр, там основательно пополнить оскудевшую армию людьми, артиллерией, боезапасами и лишь со временем, принудив Станислава Лещинского привести к Киеву польское войско, возобновить наступление. Мазепа знал, что для него уход Карла за Днепр еще хуже того, чего он боялся и чего хотел избежать в самые первые времена своей измены, когда он желал поскорее отправить Карла в Белгород, Курск, Дорогобуж, подальше от Украины. Идя на восток или хотя бы оставаясь на Украине, Карл прикрывал Гетманщину и оттеснял от нее русских, тогда как, уходя на запад, за Днепр, шведы предоставляли Левобережную Украину и ее население в полную власть русского командования. Поэтому, правильно поняв сумасбродное славолюбие короля Карла и невежество его во всем, что касалось русской географии, Мазепа хотел, действуя на его воображение, увлечь его заманчивыми разговорами об Азии а об Александре Македонском.

17

Пока король после неудачного плана прорыва через Ахтырку и Богодухов бродил со своей обмерзающей армией по обледенелым равнинам Восточной Украины, в отместку за народную войну жег деревни, жег Краснокутск (Красный Кут), беседовал с Мазепой об Азии, - русские нападали на брошенные им там и сям и лишенные всякой поддержки маленькие шведские отряды и истребляли их. Так, 14-15 февраля 1709г. был отчасти перебит, отчасти обращен в бегство отряд барона Генриха Альбедиля, и сам Альбедиль взят в плен. Выйдя в марте из района наводнения, которое залило весь бассейн Коломака и нижней Ворсклы, и уже находясь в Будищах, близ Полтавы, Карл очень характерным для него образом подвел в письме к сестре итоги пережитым ужасам этой неслыханно жестокой зимы, погубившей несколько тысяч солдат уже и до того сильно растаявшей шведской армии. Писал он своей сестре Ульрике Элеоноре в последний раз из Могилева 4 августа 1708 г., так что теперь, 31 марта 1709 г., он как бы давал ей краткий отчет о всем пережитом за эти страшные восемь месяцев, и он посвящал этой осени и зиме следующие невероятные строки: "С армией здесь обстоит дело очень хорошо, хотя до сих пор бывали некоторые утомительные дела (fattiger), как обыкновенно бывает, когда неприятель стоит близко. Кроме того, холод был очень большой, и много людей у неприятеля и у нас замерзли или отморозили себе руки, ноги и носы. Но, несмотря на это, все-таки эта зима была веселой зимой (sa har dhenna vintrn anda varit een rolig vinter)". И Карл поясняет дальше, в чем было веселье этой "веселой" зимы: "Хотя сильный холод причинял вред, но все-таки от времени до времени (мы. - Е. Т.) находили развлечение (fornoijelsen) в том, что шведские разъезды часто имели небольшие дела с неприятелем и причиняли неприятелю потери, хотя и враг иногда к нам подкрадывался, чтобы захватить пленных, и только один раз за всю зиму он напал на квартиры, где стоял полковник Альфендель (Карл так неправильно называет Альбедиля. - Е. Т.) с драгунским немецким полком, и (Альбедиль. - Е. Т.) был взят в плен"{128}. Мы видим, во что превратился тут рассказ об одном из самых мучительных и убийственных зимних походов, какие только знает история Европы.

Карлу прекрасно известно, как уменьшилась и ослабела его армия, он не может не видеть, что подмога от Станислава Лещинского очень проблематична, наконец, понимает, что он в самой глубине русской земли, лишен всякой связи с Швецией и окружен врагами. Но он беспечен и спокоен, и русские, и война с русскими для него предмет для "развлечений" и препровождения времени...

Конечно, очень много тут следует отнести и к сознательному притворству. Карлу должно было казаться не только неполитичным, но прямо опасным в тот момент открытое признание серьезности положения. И он напускал на себя веселый, бодрый, беспечный вид.