Северное сияние

— Тогда иди со мной, подальше от этого мира!

— Я не отважусь…

— Ты? Не отважишься? Придёт твоя дочь. Она отважится и посрамит свою мать.

— Тогда возьми её и иди. Она более твоя, чем моя, Азраэль. Хотя нет, это не так. Ведь ты уже пытался убедить её. Тогда ты ещё верил, что сможешь переманить её на свою сторону.

— Она была слишком груба, слишком упряма. Я не смог… Но где она сечас? Я ведь следил за каждым её шагом…

— Тебе она до сих пор нужна? Дважды ты пытался захватить её и дважды она убегала. На её месте я бы скорее скрылась, чем дала бы тебе третий шанс.

Его руки всё ещё сжимали её голову, внезапно он напрягся, притянул её к себе и страстно поцеловал. Лира подумала, что это скорее насилие, чем любовь. Лира посмотрела на их деймонов и увидела странную картину: снежный барс был напряжён, его когти впивались в плоть золотой обезьяны. Она же растянулась на снегу в полуобморочном расслабленном состоянии.

Госпожа Коултер отчаянно отклонялась от поцелуя, и сказала: «Нет, Азраэль, — моё место в этом мире, не в другом…»

— Присоединяйся ко мне! — сказал он настойчиво своим властным голосом. — Присоединяйся и работай со мной.

— Ты и я, мы не можем быть вместе.

— Нет? Ты и я могли бы разобрать вселенную по частям и собрать её вновь, Мариса! Мы могли бы найти источник Пыли и сохранить его для себя навсегда! И ведь ты хочешь быть частью этого великого! Не пытайся обмануть меня. Лги о чём-нибудь ещё, о Коллегии Жертвенников, лги о своих любовниках — да, я знаю о Норде, и я не тревожусь об этом — лги о Церкви, лги даже о ребёнке, но не лги о том, что ты действительно хочешь…

Их рты соединились с мощной жадностью. В то время их деймоны энергично играли; снежный барс перевернулся на спину, и мартышка прочёсывала его когтями мягкий мех на своей шее, и она поуркивала от удовольствия.

— Если я не соглашусь, то ты убьёшь меня, — сказала госпожа Коултер.

— Почему я должен хотеть твоей смерти? — сказал он смеясь, и свет другого мира сверкал вокруг его головы. — Иди и работай со мной и твоя жизнь или смерть будет моей заботой. Останься здесь и ты сразу потеряешь мой интерес к себе. Не льсти себе мыслью, что я дам тебе хотя бы секунду на размышление. Останься — и твоя работа твой источник огорчений в этом мире, или иди со мной.

Госпожа Коултер колебалась; ее глаза закрылись, она, казалось, подрагивала, как если бы вот-вот и упадёт в обморок; но она удержалась и открыла глаза снова, с бесконечно красивой печалью в них.

— Нет, — сказала она. — Нет.

Их деймоны снова были раздельно. Лорд Азраэль достиг низа и запустил свои сильные пальцы в мех снежного барса. Затем он развернул его и ушёл без единого слова. Золотая мартышка прыгала в руках у госпожи Коултер, издавая жалостливые звуки, не достигавшие снежного барса, шагавшего уже довольно далеко. Лицо госпожи Коултер было похоже на маску слёз. Лира могла видеть их блеск, они были реальны.

Тогда её мать повернулась и, дрожа с тихими рыданиями, начала спускаться с горы уходя из поля зрения Лиры.

Лира холодно пронаблюдала за ней, а за тем обратила свой взгляд к небу.

Такого хранилища чудес она ещё не видела.

Город, нависший там, был так тих и пуст, что казалось, как-будто он только построен, и ожидает когда его заселят, или спит в ожидании того, кто его пробудит. Свет солнца того мира проникал сюда, делая руки Лиры золотыми, тая лед на волчьей шерсти капюшона Роджера, делая его бледные щёки прозрачными, блестя в его открытых слепых глазах.

Она чувствовала тоску и отдельно сожаление. И гнев; сейчас она могла бы убить своего отца; если бы она могла, то вырвала бы ему сердце за то, что он сделал Роджеру. И ей: он обманул её. Как он посмел?

Она всё ещё держала тело Роджера. Пантелеймон что-то сказал, но она была слишко взволнована, чтобы что-либо слышать. Тогда он впился в её руку своими кошачьими когтями. Она вздрогнула.

— Что?

— Пыль, — сказал он.

— О чем ты говоришь?

— Пыль. Он собирается на йти источник Пыли и уничтожить его, не так ли?

— Это именно то, что он сказал.

— И Коллегия Жертвенников, и Церковь, и Болвангар, и госпожа Коултер — все они тоже хотят уничтожить его, не так ли?

— Да… Или остановить это, воздействуя на людей… Почему?

— Потому что если они все думают, что Пыль — это плохо, то это должно быть хорошо.

Она промолчала. В груди у неё заныло от волнения.

Пантелеймон продолжал:

— Мы слышали, что они все говорят о Пыли, и что они напуганы, ты знаешь чем. И мы верили им, верили, несмотря на то, что видели, что все их поступки безнравственны, злы и неправильны… Мы тоже думали, что Пыль — это плохо, потому что они уже взрослые и они сказали так. Но что если это не так? Что если…

— Да! Что если это действительно хорошая вещь, — сказала она затаив дыхание.

Она смотрела на него и видела его зелёные глаза горевшие от волнения охватывающего и её. Она чувствовала головокружение, как-будто целый мир разворачивался перед ней.

Если Пыль хорошая вещь… Если это так, то следовало найти её и беречь…

— Мы тоже могли бы искать её, Пан! — сказала она.

Именно это он и хотел услышать.