Тайлер украдкой посмотрел на Келли. Скользнул глазами по ее длинным стройным ногам, женственную красоту которых не скрывали даже толстенные шерстяные брюки. Тайлер изо всех сил давил в себе страстное желание подойти к ней и запустить руку в блестящую копну волос, рассыпавшихся по ее хрупким плечам. Желание утонуть в их нежной прохладной мягкости ошеломило его. Внезапно охватившее волнение вконец расстроило Тайлера.
Все еще стоя к нему спиной, Келли произнесла:
— Тайлер, вы уже трижды поднимали банку с вареньем. Хотите, я ее вам открою?
От неожиданности он вздрогнул:
— Что?
— Можете пока пойти умыться. Надеюсь, вы голодны. Я сделала кучу бутербродов и картофельное пюре, а в духовке томится рисовый пудинг. К сожалению, я не нашла изюма, чтобы в него положить.
— Ненавижу изюм, — проворчал Тайлер.
— Правда? Забавно, но я тоже.
Сидя за столом, Тайлер сосредоточился на созерцании керосиновой лампы. На деревянной стене позади плясали их тени от ее пламени. В комнате повисла печальная тягостная тишина. Тайлер вдруг почувствовал себя ужасно несчастным. С болью в сердце он ощущал, что теряет сейчас что-то очень важное. Когда в последний раз он держал в объятиях женщину? Ему страстно хотелось зарыться лицом в шелковистую волну ее волос, хотелось почувствовать мягкую податливость ее бархатистой груди.
Раздраженный и раздосадованный собственным положением, Тайлер нервно провел рукой по волосам и откинулся на спинку стула, стараясь успокоиться и собраться с мыслями. Вот что делает с мужчиной тяга к семейному уюту!
— Послушай, Келли… я… мне кажется, что… ничего из этого не выйдет.
— Из моей работы? А по-моему, я неплохо осваиваюсь.
— Нет, ты не понимаешь. Ты — женщина. Ты очень привлекательная.
— А вы бы предпочли, чтобы я была горбатой, хромой и прыщавой?
— Откровенно говоря, да.
— Вообще-то я считаю, что вы — очень красивый мужчина. И теперь, когда мы наконец выяснили, что оба очень привлекаем… то есть привлекательные, может, поговорим о деле?
— Конечно. Я согласен оплатить все твои расходы и еще выдать тебе месячное жалованье. Собирай вещи. Я отвезу тебя в город. Я даже заплачу за комнату в отеле. Ты переночуешь там, а утром сядешь на автобус.
— Я никуда не поеду. У меня нет ни одной причины бросать все. Вы не можете меня уволить, потому что я идеально выполняю свою работу и вам не к чему придраться. Дискриминация или сексуальные посягательства противоречат Конституции.
— Здесь, кроме нас, на много миль никого нет, — продолжал он. — Совершенно нет возможности повеселиться, развлечься или хотя бы просто пообщаться с кем-нибудь.
— Тут недалеко Флетчер-Крик.
— Флетчер-Крик — город скучный. Там тоскливее, чем в темной пещере в самый лютый мороз. Там всего один магазин да крошечный задрипанный отель.
— А кто сказал, что мне нужны развлечения?
— Всем женщинам они нужны.
— Правда?
— На самом деле, — завопил Тайлер, — причина в том, что ты сводишь меня с ума!
— Между нами ничего не должно произойти, Тайлер. Я буду выполнять свою работу, а в остальное время постараюсь не попадаться вам на глаза. Мы можем питаться раздельно, если вы хотите.
Тайлер посмотрел на нее, на преданно стоящего у ее ног Юкиока и застонал.
— Похоже, даже моя собака встала на твою сторону, — произнес он наконец. — Ну хорошо. Раз уж все идет к тому, что ты остаешься… пока, во всяком случае… нам нужно обсудить вопросы, касающиеся твоих обязанностей. И разобраться в моем списке.
— Согласна.
— Большую часть времени меня дома не будет. — Он говорил очень быстро, словно все, о чем он в последнее время мечтал, — поскорее «не быть дома».
Тайлер достал из ящика пачку бумаги. На последующие полчаса они с Келли совершенно забыли обо всех трениях, полностью увлеченные обдумыванием подробностей строительства новой псарни. Они обсуждали, как заменить опытных собак в упряжке молодыми, продумывали варианты.
Юкиок сел рядом с Тайлером, положив лапу ему на бедро.
— Все в порядке, малыш, мы все снова друзья, — произнес Тайлер, поглаживая пса по большой мохнатой голове.
Уже ближе к концу разговора Тайлер раздраженно бросил ручку на стол:
— Нет, так не пойдет! У меня недостаточно собак, чтобы участвовать во всех соревнованиях, как полагается. Придется пустить в забег только одну упряжку.
— Но ваши собаки — самые лучшие. Нужно просто остановиться на тех гонках, которые вы считаете наиболее важными и в которых хотите победить, и участвовать в них, а про остальные забыть.
— Победить? — эхом повторил он. — Ты думаешь, что после стольких фиаско я еще смогу победить?
— Конечно! А зачем иначе мы вообще беремся за такое дело? Ради чего?
— Может, меня вообще не допустят к участию в соревновании. У меня только двенадцать собак. Сейчас каюры ходят на шестнадцати.
— А как же маламуты? У вас четырнадцать взрослых.
— Если быть точным, тринадцать. Арнавик беременна, она ощенится примерно в середине декабря.
— Как замечательно! — оживилась Келли. — У нас будет еще куча новых щенков!