Северное сияние

Она ожидала расспросов: откуда ты, как очутилась здесь – и заранее готовила ответы; однако у сестры отсутствовало не только воображение, но и любопытство. Можно было подумать, что Больвангар находится на окраине Лондона и дети прибывают сюда все время, – так мало интереса проявляла она к Лире. Нахальненький деймон семенил у ее ног, такой же деятельный и равнодушный, как она сама.

В комнате стояла кушетка, стол, два стула, шкаф с документами, стеклянный шкаф с лекарствами и перевязочными материалами и ванна. Как только они вошли, сестра сняла с Лиры меховую одежду и кинула на блестящий пол.

– Снимай остальное, милая, – сказала она. – Быстренько осмотрим тебя – здоровенькая ли, складненькая, нет ли обморожений и сопелек, а потом найдем тебе хорошую чистую одежду. И в душ, – добавила она, потому что Лира уже много дней не мылась и не переодевалась, и в тепле это стало особенно ощутимо.

Пантелеймон негодующе захлопал крыльями, Лира остановила его грозным взглядом, и он сел на кушетку. Лира возмущалась, снимая с себя одежду, это было стыдно, но у нее хватило ума скрыть свои чувства и прикинуться тупой и послушной.

– Пояс с деньгами тоже, Лиззи, – сказала сестра и сама расстегнула его сильными пальцами. Она хотела бросить его на кучу одежды, но нащупала алетиометр и остановилась.

– Что это? – Она расстегнула клеенку.

– Просто такая игрушка, – сказала Лира. – Она моя.

– Мы ее не отнимем, не бойся, – сказала сестра Клара, разворачивая черный бархат. – Миленькая. Как компас. А теперь марш в ванную. – Она положила алетиометр и отодвинула шелковую занавеску в углу.

Лира неохотно влезла в теплую воду и намылилась, а Пантелеймон в это время сидел на карнизе. Оба помнили, что ему нельзя быть чересчур шустрым, потому что деймоны вялых людей сами вялые. Когда она помылась и вытерлась, сестра измерила ей температуру, проверила глаза, уши и горло, потом измерила рост, поставила на весы и сделала запись в большом блокноте. Потом выдала Лире пижаму и халат. Они были чистые и добротные, как анорак Тони Макариоса, но тоже ношеные. Лире это было очень неприятно.

– Это не мое, – сказала она.

– Да, милая. Твою одежду надо как следует постирать.

– А мне ее вернут?

– Я надеюсь. Конечно.

– Что это за место?

– Оно называется Экспериментальной Станцией.

Это был не ответ. Лира так бы и сказала и потребовала бы более подробного, но Лиззи Брукс полагалось вести себя по-другому, поэтому она промолчала и равнодушно стала одеваться.

– Я хочу мою игрушку, – упрямо сказала она, когда оделась.

– Возьми ее, милая. А не лучше ли плюшевого медведика? Или хорошенькую куклу?

Она выдвинула ящик, где лежали, как мертвые, какие-то мягкие игрушки. Лира постояла, сделав вид, будто разглядывает их, и взяла тряпичную куклу с бессмысленными глазами. У нее никогда не было куклы, но она знала, что с ними надо делать, и рассеянно прижала ее к груди.

– А мой пояс с деньгами? – сказала она. – Я люблю держать игрушку в нем.

– Так бери, – сказала сестра Клара, продолжая заполнять розовый бланк.

Лира натянула чужую пижаму и застегнула пояс с клеенчатой сумкой.

– А шубу и сапоги? И варежки, и остальное?

– Мы их тебе почистим, – не отрываясь от бумаги, сказала сестра.

Тут зазвенел телефон, и, пока сестра говорила, Лира быстро нагнулась, подобрала жестянку с жуком-шпионом и сунула в сумку с алетиометром.

Она прошла за сестрой в столовую, где стоял десяток круглых столов, все в крошках и липких кружках от стаканов. Грязные тарелки и приборы лежали на стальной тележке. Окон не было, и, чтобы создать иллюзию света и пространства, одну стену обклеили огромной фотограммой тропического берега с ярко-голубым небом, белым песком и кокосовыми пальмами.

Человек, который привел ее, взял поднос из окошка кухни.

– Ешь, – сказал он.

Морить себя голодом не имело смысла, и Лира с удовольствием съела жаркое и пюре. На десерт была чашка консервированных персиков и мороженое. Пока она ела, человек тихо разговаривал с сестрой за другим столом, а когда кончила, сестра принесла ей стакан теплого молока и забрала поднос.

Мужчина подошел и сел напротив. Его деймон, сурок, не был безразличным и нелюбопытным, как собачка сестры, но смирно сидел у него на плече и слушал.

– Ну что, Лиззи, – сказал он. – Наелась?

– Да, спасибо.

– Я попросил бы тебя рассказать, откуда ты прибыла. Можешь?

– Из Лондона.

– И что ты делала так далеко на севере?

– С папой, – промямлила она. Она сидела потупясь, пряча глаза от сурка, и делала вид, что вот-вот расплачется.

– С папой? Понятно. А что он делает в этой части света?

– Торгует. Мы приехали с грузом новодатского курительного листа, и он покупал меха.

– Твой папа был один?

– Нет. Там были мои дяди и разные другие люди, – неопределенно сказала она, поскольку не знала, что рассказал ему охотник-самоед.

– Зачем же он потащил тебя в такое путешествие, Лиззи?

– Потому что два года назад он возил моего брата и сказал, что в следующий раз возьмет меня, а сам не брал. Я его просила, просила, и он взял.

– А сколько тебе лет?

– Одиннадцать.