Северные амуры

— Вам славу поют, ваша светлость! — радостно сказал Кахым. — Сложили гимн в честь Кутузова. У нас ведь каждый джигит либо певец, либо музыкант, либо сочинитель песен и былин. А попадаются и такие, которым все удается: они играют на курае или домбре, сами слагают и исполняют песню, — весело закончил он.

Фельдмаршал различил в хоре «Кутус» и попросил Кахыма перевести слова.

Прислушавшись, Кахым начал медленно переводить, а кое-что и присочинять тут же, на свой манер. Но искренне:

Герой, хай, герой Кутузов
Прошел и огонь, и воду.
Полководец, хай, Кутузов —
Великий батыр,
Хай, батыр.

Французскую нечисть громит;

Страх на врагов наводит.
Полководец, хай, Кутузов —
Великий батыр,
Хай, батыр.

Россия, хай, широка, славна,

Мать-Россия к нам добра.
Полководец, хай, Кутузов —
Великий батыр.
Хай, батыр.

И солдаты все — герои,

Дружно бьют врага.
Полководец, хай, Кутузов —
Великий батыр,
Хай, батыр.

Михаил Илларионович от умиления всхлипнул, слезы текли по его морщинистому лицу.

— Наградить! Сам проследи, голубчик, чтоб ни одного отличившегося не забыли, — попросил он Кахыма и повернул лошадь к своему дому.

Через час Коновницын принес фельдмаршалу черновик боевого донесения: французы потеряли свыше двух с половиной тысяч солдат и офицеров, русские примерно одну тысячу, наши потери еще уточняются… Захвачено 36 пушек, 50 зарядных ящиков, знамя.

— Что ж, посылайте, голубчик, императору и в военное министерство, — распорядился Кутузов. — Все правильно. Удачная пред-ва-ри-тель-ная схватка.

— Леонтий Леонтиевич негодует, что ему по вашему приказу пришлось вернуть войска на двенадцать верст назад, на исходные позиции, — подчеркнуто бесстрастно заметил Коновницын.

— Пускай негодует, пускай доносит. Баталия пред-ва-ри-тель-ная… — и старец закрыл глаза.

Петр Петрович бесшумно вышел.

Михаил Илларионович погрузился в глубокие размышления: «…Немудрено было Мюрата разбить при Чернишне, но надобно было разбить дешево для нас. Первый раз французы потеряли столько пушек и первый раз бежали как зайцы».

14

Двадцать второго октября 1812 года прапорщик Языков с разведывательным казачьим разъездом беспрепятственно въехал на окраинную улицу Москвы. Бездонная, могильная тишина и страшила, и завораживала его. В полуразрушенном доме казаки нашли старика хозяина, привели к офицеру.

— Грохотали вчера и сегодня утром взрывы там… — он показал в сторону Кремля. — А потом все затихло.

Языкову не отказать в удали, и он велел казакам ехать вперед. Сгоревшие и растащенные на дрова дома уныло отмечали линии улиц. Смрадно несло пеплом с пожарищ. В колокольнях разграбленных французами церквей свистел забубенный ветер.

Цокот и стук копыт казачьих коней прозвучал для уцелевших москвичей праздничным благовестом, они выглядывали из погребов, сараев, осмелев выбегали, смеясь и рыдая, бросались к казакам.

Казаки Языкова доскакали до Кремля. Иван Великий сиял как золоточеканный шлем былинного русского богатыря, но стены кое-где были подорваны.

Москва была пуста. Французы ушли.

— Надо известить фельдмаршала Кутузова, — веря и не веря глазам своим, ликующе воскликнул Языков.

Но Михаил Илларионович знал еще три дня назад, что исход Наполеона из Первопрестольной начался.

Первый рапорт он получил от вездесущего и всезнающего Сеславина — его разведчики и сами видели, и от пленных французов узнали, что неприятель выводит войска на Калужскую дорогу.

Затем, нарушая всяческий военный этикет, к верховному вбежали генерал Коновницын и полковник Толь:

— Ваша светлость, свершилось — Наполеон покинул Москву!..

Их глаза сияли счастьем, губы дрожали — закаленные в боях ветераны готовы были вот-вот разрыдаться.

— Да верно ли это?

— Верно, ваша светлость, верно! Прискакал адъютант генерала Дохтурова Волконский.

— Зовите сюда, — приказал фельдмаршал.

Изнемогший от бешеной скачки по ночным проселкам Волконский сперва запинался от волнения и усталости, затем начал говорить связно: да, разведчики видели, как из Москвы в ночь на девятнадцатое октября выходили и выходили полки, батареи, обозы на Калужскую дорогу. Шагали пехотинцы, трусили мелкой рысцой кавалеристы, скрипели колеса бесчисленных телег с награбленным в Москве добром.

— Генерал Дохтуров перепроверил первые донесения разведчиков? — строго осведомился фельдмаршал.

— Так точно, ваша светлость, был послан офицерский разведывательный пикет. Видели воочию — армия движется на Пахру, на Калугу.

— Слава Богу! — Кутузов осенил себя тяжелым крестом, рухнул на колени перед иконами в красном углу. — Господь, породивший меня на свет, ты услышал наши моления, ты сжалился над нашими слезами… Россия спасена. Благодарю Тебя, Боже всесильный и всемогущий!