Северные были

Лучшим же из лучших гончаров все-таки считали Василия Васильевича Житнухина. Ему шел тридцать первый год. Был он невысок росточком, но коренаст, курнос и крутолоб. Руки имел скорее не хлебопашца, а музыканта. Может быть, еще и поэтому простая глина из окрестных бугрищ на его гончарном круге превращалась в подлинные произведения искусства. «Слово заветное мужик знает, — говорили про него. — Никак из Питера секреты привез». Говаривали и завидовали. Как-никак, конкурент очень опасный на весенней ярмарке. А она обещала быть доходной и бойкой.

Всю долгую и тревожную зиму 1924 года Василий Житнухин, человек вообще-то веселый и общительный, мало виделся с деревенскими мужиками. Был он хмур и чем-то озабочен. Все свободное от обычных крестьянских забот время проводил на своем «заводе». Редко посещал традиционные вечерние встречи «за цигаркой», на которых гончары обсуждали «вопросы мировой революции» и вступление в товарищество обработки земли. «Большую деньгу зашибить хочет», — говорили одни про Житнухина. «Вот посмотрите, удивит всех нас новым способом обжига посуды», — говорили другие.

Мужики — народ дотошный, их на мякине не проведешь. Под различными предлогами сами стали вкатываться в избу Василия Васильевича, особенно в закуток, где стоял гончарный круг. Но эти их поползновения Житнухин пресекал в зародыше, каменной глыбой вырастая в дверях «завода».

— Неудобственно у меня тут, соседушки, — говорил он. — За стол милости прошу. Чайком побалуемся.

— Этакий жох, — тихонько ругался один из мужиков. — Нет бы поделился секретом.

А Василий Васильевич работал и пел. Пел он, надо сказать, неважно, все песни почти на один мотив.

— Никак, в певцы готовишься, — съязвил однажды тот же мужик. — Говорят, горлом большую деньгу грабануть можно.

— Готовлюсь, — серьезно ответил Василий, а потом добавил: — Жаль, нот не хватает. Думаю завтра махнуть за ними к климушинским коммунарам.

2

От Сомова до Климушина — рукой подать. Идет Василий Васильевич неспешно. Поскрипывает под чесанками снег. Морозец легкий, хорошо шагается. Мысли — о Климушинской сельскохозяйственной коммуне, ее руководителе Петре Ивановиче Куроптеве, большевике, мужике хорошо знакомом. Уж он завсегда выручит. А у него, Житнухина, к нему совсем особенное дело.

Да, а когда же он задумал его? Конечно же, в Петрограде в 1917 году. Служил Василий тогда рядовым в одном из пехотных полков. В грозные дни Октября их часть целиком перешла на сторону революции, исключая сбежавших офицеров. Радовали солдат принятые новой властью декреты о земле и мире. И все это тесно связывалось с одним именем — Ленин.

«Вот бы повидать Ленина», — частенько думалось рядовому Житнухину. Но сделать это Василию не довелось: уехал из Петрограда биться с беляками. Был рад, когда однажды раздобыл портрет Владимира Ильича — простую вырезку из газеты. Потом еще встретил фотографию Ленина. И эту, аккуратно сложив, спрятал в солдатский кошелек.

Вести из родной деревни шли и радостные, и одновременно тревожные. Родители писали, что жить стало вроде бы получше. Но шла война и на Севере. Вот-вот интервенты и белогвардейцы докатятся до Верховажья. В Вельском уезде неспокойно. В их волости кулаки подняли восстание. Вспыхнуло оно в Чушевицах. Потом писем долго не было. Когда же красноармеец Житнухин получил весточку из Сомова, то обрадовался.

«У нас опять спокойно, — говорилось в письме, — война уже где-то под Архангельском. Урожай сняли хороший. Насчет же кулаков, помнишь писали тебе, то их прихлопнули красноармейцы и климушинские коммунары…»

В конце этого пространного послания родители, как бы между прочим, спрашивали: не встречался ли сын с Лениным, если встретится, то пусть низко поклонится ему от имени всех сомовцев…

Хотя Василию еще раз пришлось побывать в Петрограде, но с Лениным встретиться опять не довелось. После этого Житнухин со своей частью строил Северную железную дорогу, которую довели тогда до станции Кола. Домой вернулся в двадцать втором году. Женился. И снова завертелся привычный гончарный круг, с которого стали сходить великолепные изделия из глины и песка.

Придя в Климушино, Житнухин сразу направился к большому каменному дому, в котором жили коммунары.

— Каким ветром, Василий Васильевич? — таким вопросом встретил его Куроптев.

— Дело есть, Петр Иванович, — сказал гончар. — За помощью и советом пришел.

— Выкладывай.

Василий покосился на заинтересовавшихся их разговором коммунаров.

— Секрет? — улыбнулся Куроптев.

— Вроде бы.

О чем толковал Куроптев наедине с этим «заводчиком» из Сомова, для коммунаров осталось загадкой. Только после ухода Житнухина многие из них заметили, что из двух имеющихся у них портретов Ленина — один исчез. Притом, лучший.

3