Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 1

Таким образом, основные причины пассивности Полоцка во время немецкой колонизации Ливонии лежат в сфере внутренних отношений русских княжеств, погрязших в междоусобной вражде и политике изоляционизма. Отдельный город (например, Полоцк) ничего противопоставить мужественным крестоносцам не мог. А поддержки соседей, даже ближайших Минска и Друцка, не было и в помине. Военная слабость сочеталась с простым нежеланием вступать в конфликт с хорошо вооруженным и сильным противником — немецкими завоевателями. Кроме того, княжеская власть в начальный период утверждения иноземного присутствия допустила многочисленные политические ошибки, зарекомендовала себя совершенно неграмотной в международных и межэтнических отношениях, действующей по застарелым поведенческим схемам. Все эти факторы накладывались на действительно серьезную и ставшую судьбоносной угрозу Полоцку со стороны Литвы, зарождающегося государства, которое в итоге поглотит эту область Руси[173].

Печать рижского епископа Альберта, 1225 г. (Goetze, 1854. Taf. 1, № 3)

§ 3. Новгород и его власть в Прибалтике в XII — первой четверти XIII в.

Еще в конце X–XI в. новгородцы собирали дань в Эстонии[174]. В 1030 г. Ярослав Мудрый попытался здесь закрепиться и построил крепость Юрьев[175], но русский гарнизон там продержался не долго. Последующие события акцентировали неприятие эстами русского господства.

В 1060 г. князь Изяслав совершил поход в Сакалу (на «сосолов») и попытался закрепить ежегодный режим сбора дани с местных жителей. Однако весной следующего 1061 г. эсты (чудь) изгнали русских данщиков, сожгли Юрьев и совершили нападение на Псков[176]. Это вызвало ответный карательный рейд новгородцев и псковичей, но, судя по всему, у русской власти в регионе так и не появилось глубоких корней. Вплоть до начала XII в. мы не располагаем известиями не только о постоянном присутствии русских в Эстонии, но даже о случаях сбора дани.

Административное деление территории Эстонии в XIX в. (Вопросы этнической истории эстонского народа. Таллин, 1956. С. 330): 1 — границы уездов; 2 — границы кихелькондов; 3 — города; 4 — центры кихельконда

Только при Владимире Мономахе начинается новый этап распространения русской власти на чудь (эстов). В 1111–1113 гг. новгородский князь Мстислав Владимирович совершает поход в Эстонию, а в 1116 г. закрепляет свои успехи захватом Оденпе[177]. В 1130 г. он посылает своего сына Всеволода с братьями собирать у чуди дань[178]. Но в 1132 г., уже в год смерти Мстислава, эсты разгромили Всеволода, совершавшего очередной поход на эстонский северо-восток, в Вайгу (Клин)[179]. После этого дань опять перестали платить, а Юрьев был захвачен. В 1134 г. Всеволод вынужден был опять идти на чудь, отбивать Юрьев и восстанавливать свои права[180]. Вероятно, власть Новгорода (Пскова) в этих областях так никогда и не приобрела устоявшейся формы, как это было в Ливонии у Полоцка. Многие отдаленные от границ северо-западные и приморские области Эстонии не знали постоянного русского господства. Судя по всему, дань регулярно собиралась только с племен, живших по берегам Чудского и Псковского озер. Это прежде всего мааконды (эст. maakond) Уганди (Ugandi, Унгавния, Угауния)[181], отчасти Вайга (Клин) и Вирония (Virumaa, Вирумаа, Вирлянд)[182]. Иногда рейды русских данщиков достигали земель Гервен (Ервен, Гервия, Ярвамаа)[183], Гария (Гариен, Харью, Харьюмаа)[184] и Сакала. Везде и часто они сталкивались с вооруженным сопротивлением, перераставшим порой в наступательные операции.

Походы в Эстонию в 1208–1212 гг. (НЕ, 2002. Р. 38)

Зимой 1177 г. эсты (вероятно, вместе с латгалами) не только отказались платить дань, но и напали на Псков, после чего князь Мстислав Ростиславич Храбрый в 1179 г. совершил кровавый карательный рейд в глубь Эстонии, вплоть до Атзеле (Очела) и до моря:

«пожьже всю землю их, а сами отбѣгоша къ морю, нь и ту много их падоша»[185].