Впереди послышался рокот шиверы и показалась матово залитая луною широкая наледь. Лоси и олени всегда обходят наледь стороною: копыта скользят, ноги разъезжаются, животные на льду совершенно беспомощны. Олень свернул к правому берегу. Оттуда, как по команде, отделилась четверка волков. Хищники рассыпались цепью. Олень бросился к левому берегу. В ртутно-лунном свете и там заскользили темные гибкие тени. Тогда обреченный побежал назад. Отступление отрезали нагнавшие добычу волчица со своей группой.
Олень жалобно прокричал, попятился задом и очутился на голом льду. Переярок, как бы демонстрируя неопытным прибылым свое мастерство, двумя ловкими прыжками настиг жертву, полоснул клыками нежную шею — и олень, обливаясь кровью, замертво рухнул на лед.
Часа через полтора все было кончено. Стихла злобная грызня из-за лучшего куска мяса, жадное чавканье, хруст костей. На замерзшей реке остались темные пятна, рога, копыта да обглоданный, отшлифованный острейшими клыками скелет.
Волки залегли по обе стороны большака, зарылись в сыпучий снег, а волчица побежала к жилью. Минула неделя с тех пор, как стая напала на оленя. Звери проголодались.
За взлобком выросла затерянная среди заснеженной тайги и кочковато замерзшей мари маленькая северная деревенька. Огромными валунами темнели пятистенки и прирубы, над печными трубами вились прозрачные дымки. В оконцах кое-где еще светился свет, острый волчий слух уловил разухабистые звуки припозднившейся гармоники.
Казалось, зверь совершает безрассудный поступок: он приближался к жилью с той стороны, откуда дул ветер. Но волчица поступила так сознательно, чтобы дать обнаружить себя. Не людям, нет, эти опасные существа, слава богу, не наделены нюхом, полагаются на зрение, а собакам — четвероногим хищникам, потерявшим свою первобытную звериную суть и за пищу поступившим в услужение людям. Собачье мясо вовсе не деликатес, жесткое, неприятно пахнет псиной, не то что нежное мясо оленя, но в голодную январскую стужу и ему волки рады.
Долго стояла волчица, с ветром нагоняя на деревню свой запах. Но хозяйские псы, верно, дремали в теплых зимних конурах, обтянутых оленьей шкурой. Тогда зверь негромко завыл. Этот вой не могли услышать люди, слух у них, как и нюх, никуда не годится; его уловит разве что чуткое собачье ухо.
Не успела растаять в стылом воздухе высокая, с под- хрипом, нота, как в деревне рявкнул пес. Ему ответил другой, третий. Волчица, подливая в огонь масла, взвыла еще разок. Псы занялись в нескончаемом лае. Многоголосый лай слился воедино, вихрем пролетел слободку. Ватага из дюжины разнопородных псов выскочила за околицу, оберегая жизнь и покой хозяев, погнала хищника прочь от жилья. Волчица бросилась наутек. Это придало собакам храбрости. Звончее, яростней рванул лай морозный воздух.
Все шло по заранее разработанному плану: зверь нарочно обнаружил себя, увлек собак в погоню. Возбужденные псы проскочили волчью засаду, не учуяв зверей. И тогда волчица резко остановилась, вздыбила на холке шерсть и громко прорычала. Это было знаком для стаи: пора! Волки разом вылезли из-под снега. Каждый точно знал свое место, свое дело. Неторопливо, без суеты они растянулись цепью, затем окружили собак. Псы, в основном широкогрудые промысловые лайки, сбились в кучу, жалобно заскулили. Лайки, опытные добытчицы, случалось, держали до прихода хозяина-охотника двадцатипудового медведя-самца, но против волчьей стаи в двенадцать голов были бессильны. Дюжиной одного они бы еще одолели, на худой конец, обратили бы в бегство...
Хищники сидели кругом, роняли в снег голодную слюну. Глаза горели холодным фосфорическим огнем. Им доставляло явное удовольствие видеть смятение среди собак.
Но вот одна лайка бросилась было в сторону жилья, попыталась прорвать окружение. Храбрец переярок летящими прыжками пересек круг, ловко полоснул зубами лаячью глотку, и пес растянулся на снегу.
Волчица отошла в сторонку и коротко, глухо прорычала. Это был сигнал к атаке. Звери со всех ног бросились на собак. Рычание, взвизги, жалобное поскуливание... Вскоре все было кончено. Разномастные псы, кто на боку, кто вверх брюхом, валялись на поляне.
Волчица не принимала участия в расправе. Она была совсем старая. За тринадцать лет жизни у нее поизносились, стерлись, кое-где выпали зубы и когти стерлись и пообломались. Ни когти, ни зубы не годились для того, чтобы рвать жесткое собачье мясо. Пусть этим занимается молодежь.
Наутро хозяева обнаружили за околицей своих псов. Вернее, то, что от них осталось: обгрызенные головы да обглоданные кости.
Горевали всей деревней, потому как жителю глухого северного селения без собаки никак нельзя.