И тут под снегом, где утвердилась левая лапа, раздался короткий металлический звук. Капкан сработал. Стальные челюсти плотно стиснули лапу. Молодой рванулся — тотчас из-под снега упругой серебристой змеей выпрыгнул стальной трос, обмотанный вокруг ствола, и тигр взвыл от боли: зубцы, как клыки, впились в мышцы.
Он дергал и дергал крепко сжатую металлом лапу, ревел от боли, пока не выбился из сил, не обезумел от изуверской пытки. Попав в подобную ловушку, волк перегрызает себе лапу и уходит калекой. Тигры этого не делают.
Молодой лег на окровавленный снег, затих.
Он ждал неизбежного.
Он знал, что с ним случится.
И не ошибся.
Лай раздался злобный, заливистый. Так промысловые лайки облаивают только крупного зверя.
— К ноге! — резко крикнул Гришка Мохов и сорвал с плеча карабин.
Обычно послушные, лайки на сей раз пропустили мимо ушей хозяйский приказ. Загнутые кренделем пушистые хвосты мелькнули в буреломе и исчезли.
Гришка Мохов что было духу бросился вдогонку на своих широких камусных лыжах. В той стороне, куда побежали псы, стоял настороженный капкан на тигра.
Быстрее, быстрее! Чего доброго, собаки начнут рвать плененного зверя, шкуру попортят!
Тигров браконьер бил только таким манером: капка- нил, а затем подходил почти вплотную и расстреливал. Охотиться на зверя «с подхода» с собаками, как исстари промышляли отцы и деды, не решался, трусоват был. Хищник верткий, разорвет собак да на тебя прыгнет. А с капканчиком-то риска никакого.
Наконец он возле кедрача, где был установлен капкан. Тигр сидел на задних лапах. Пасть ощерена, глаза горят бешеным огнем. Правая лапа была в капкане, а левая приготовлена для удара.
Гришка Мохов успокоился: лайки не рвали зверя. Он был им страшен даже плененный сталью. Они залегли в сторонке и поскуливали, глядя то на хозяина, то на тигра.
Браконьер поочередно стащил зубами меховые рукавицы. Они повисли на тесемках. Затем вскинул карабин и прицелился в пеструю лобастую голову.
Шкура Молодого за большие деньги была продана шеф-повару столичного ресторана. Сначала она украшала паркет, а потом жена шеф-повара перевесила ее на стену: сердце хозяйки кровью обливалось, когда по такому добру ходили в туфлях.
Яркая, рыжая, как апельсин, с резкими черными полосами шкура висела наискосок, головой вниз, с ощеренной клыкастой пастью и зло глядела искусно сделанными из дешевого прозрачного янтаря глазами. Казалось, распластанный на стене тигр изготовился к прыжку.
МАТЬ
Натерпелись мы в ту ночь страху...
Рев раздался за палаткой часа в два ночи, когда умаявшиеся в маршруте геологи и рабочие спали мертвым сном. Он был такой сильный и беспрерывный, что заложил уши, терзал барабанные перепонки.
Любопытна наша реакция в первое мгновение. В зыбком свете белой ночи, сочившемся в задернутые марлей окна, все приподнялись в спальниках, бессмысленно глядя друг на друга вытаращенными глазами.
Потом раздался испуганный возглас:
— Медведь!..
Этот возглас разом вывел нас из оцепенения, хотя мы понимали, что за палаткой ревел, конечно, медведь, а не слон или тигр: они в якутской тайге не водятся.
Защелкали казенные части ружей, карабинные затворы. С опаской приоткрыли полог.
Холодное рассветное солнце только-только оторвалось от горной гряды за Вилюем. Бьющие плашмя багровые лучи, пронзив плотные туманы в тайге, оранжево высветили стволы лиственниц и елей.
На берегу реки, по брюхо скрытый белесым туманом, как бы плавая в нем, метался, беспрерывно ревел громадный темно-бурый зверь. Судя по развитому заду, отвислому животу, это была самка.
Когда мы один за другим выскочили из палатки, изготовились к выстрелу — пугливый, осторожный зверь почти вплотную подошел к человеческому жилью, вел себя агрессивно, не иначе как бешеный! — медведица отбежала за огромный замшелый валун, скатившийся к самой воде, и спряталась за ним, продолжая реветь.
С осторожностью направились к валуну. До каменной глыбы оставалось совсем немного, метров пятнадцать, когда медведица, показав слежавшийся мех на заду, галопом припустилась вдоль берега, прочь от нас. Я заметил, как она залегла под выворотнем ели. И вновь в чутком влажном воздухе надолго повис органный рев.
— Не стрелять! — приказал начальник отряда.— Что-то здесь не то, братцы... Странно себя ведет.
— Будто зовет куда-то...
— Во-во!
Вернулись в палатку, поспешно оделись, закинули за плечи ружья, карабины. И веревку прихватили. Третьего дня геолог в окно мари угодил, чуть богу душу не отдал. Тогда-то начальник отряда приказал каждой маршрутной паре — геологу и рабочему — брать в тайгу веревку. Чтобы в случае беды бросить конец тонущему.