Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

По воспоминаниям Галины Владимировны Михайловской, в 1920–1930-х годах, в пору ее детства и юности, «наша Шикановская улица была зеленой и тихой, с двухэтажными домами. На Старцевой улице в доме, где раньше находилась богадельня, открыли детский сад и красный уголок. Все население округа собиралось туда на собрания, смотреть спектакли – там занимались художественной самодеятельностью. Была у нас управдом тетя Шура Еремина, которая весь округ держала в порядке, всех знала, и мы удивлялись, как может человек справляться с таким хозяйством. Многие из стариков ее помнят, и все до сих пор говорят ей спасибо. Завод „Светлана“ каждое утро собирал народ на работу своими гудками, иногда на Кушелевке гудели паровозы, церковный колокол оповещал о праздниках – и опять тихо…

Всей оравой мы ходили купаться на реку Охту, что протекает в Мурино. Ходили по полям, через немецкое кладбище, до тех пор, пока милиция в склепах не нашла преступников. С весны до осени мы бегали босиком. Воздух на Гражданке всегда – чистый, ведь рядом не было дымных труб заводов. Все наше детство прошло около леса и пруда. Весь район Гражданки был в прудах.

Напротив теперешнего „Максидома“, с противоположной стороны Гражданского проспекта, находилась пожарная часть. Когда там били в колокол или ржали кони, все ребята из округи бежали туда. На бочке сидел пожарный Моторин в яркой „золотой“ каске и правил лошадьми. Спрашивали: „Где пожар?“ „Нет пожара, лошади застоялись“, – обычно отвечал он и водил их „на прогулку“ вокруг квартала. Мы, конечно, шли рядом.

На углу Лавровой улицы на двухэтажном доме красовалась вывеска „Чайная“, там же находился шлагбаум и стояли лошади-„тяжеловесы“ с „лохматыми“ ногами. Каждое утро обоз лошадей с рабочими ехал в город на заработки, и тишина в округе нарушалась цоканьем копыт лошадей по булыжной мостовой. Днем приезжал мороженщик с тележкой, всех оповещал. Все ребята высыпали на улицу. Во двор заходили мастеровые – „Точить ножи-ножницы“, потом старьевщик кричал: „Халат, халат!“, – и все отдавали ему ненужные вещи».

Жизнь на Гражданке была неторопливой и размеренной, не очень богатой на яркие события и исключительные происшествия. Три события, по словам Галины Владимировны Михайловской, будоражили жизнь обывателей Гражданки: пожары, случавшиеся крайне редко, приезд цыган и похоронные процессии.

Табор цыган обычно останавливался около Пискаревского леса. Оттуда слышались песни под гитару, там горели костры, и все население Гражданки, особенно молодые ребята, теряло покой. Целую неделю или больше цыгане отдыхали, поили лошадей, купались в ближайшем пруду, называвшемся «зеленка» по цвету покрывавшей его ряски.

Петербурженка Наталья Васильевна Сурова передала мне записанные ею воспоминания о предвоенной жизни на Суворовской улице Гражданки. Ее предки жили в этих местах еще с начала XX века. Дед Натальи Васильевны, Арсений Северьянович Веденисов, приехал двенадцатилетним мальчиком в Петербург из Тверской губернии. Он начал работать на обойной фабрике, однако случилось несчастье: отравившись свинцовой пылью, мальчик ослеп. Пришлось овладевать надомной профессией, посильной для незрячего, – изготовление щеток и кистей. В тридцать лет Арсений женился и купил участок с времянкой на Суворовской улице на Гражданке. В 1906–1907 годах, получив ссуду на строительство, он построил здесь капитальный деревянный дом. Арсений Веденисов стал подлинным щеточных дел мастером, работу он получал на дом. Его жена, Пелагея Львовна, отвозила готовые изделия для продажи на щеточно-кистевязную фабрику.

A.C. Веденисов, 1875–1942 (из семейного архива Н.В. Суровой)

П.Л. Веденисова (Львова), 1881–1969 (из семейного архива Н.В. Суровой)

Дом A.C. и П.Л. Веденисовых на Суворовской улице, № 7. Фото сделано 4 июля 1948 года (из семейного архива Н.В. Суровой)

В годы Гражданской войны, спасаясь от голода, семья Веденисовых оставила дом в Гражданке и уехала в родную деревню в Тверской губернии. Когда в 1926 году они вернулись в Ленинград, их дом на Гражданке был полностью заселен. В каждой комнате жили семьи по три-четыре человека. Вернувшемуся бывшему хозяину пришлось с женой и шестью детьми ютиться в одиннадцатиметровой комнате…

У детей проявились склонности к музыке. Старший Костя играл на балалайке, Женя – на скрипке, Леня – на мандолине, Саша – на гитаре. Их товарищи Гриша Каретников и Клавочка играли на скрипке, Володя Григорьев – на гитаре. Играли чаще всего по вечерам после работы, сидя на краю канавы. Около дома собирались соседи. Молодежь (русские, финны, немцы) танцевала. Играли в волейбол, в рюхи – городки, прямо на дороге. Эти довоенные вечера многим запомнились на всю жизнь.

В годы войны