Прошло несколько дней. Стояла ясная, морозная погода. Лед смерзся в одну компактную массу, его поверхность стала принимать даже обжитой вид. Появились тропинки, следы угля и камбузных отбросов. К последним с берега протянулась извилистая протоптанная песцами стежка, нахальные и смелые зверьки повадились лакомиться кухонными остатками произведений нашего кока. Видимо, последнему это очень нравилось, и он каждый раз, когда выбрасывал за борт мусор, улыбался и самодовольно подкручивал пушистые гусарские усы. Весь его вид, казалось, говорил: «Вот вам не по вкусу, а, смотри-ка, едят ведь!»
На судне начали заниматься кружки. Капитан со вторым помощником взвешивали и проверяли продовольствие. Петрович замерял наличие горючего и пресной воды в танках. О зимовке еще речи не было, но у многих в душе не раз проскальзывала о ней мысль. Уж слишком дружно и крепко взялась ранняя зима.
Все с надеждой ожидали ветра с восточной стороны. Только свежий ост или зюйд-ост мог освободить корабль. Но желанный день не наступал. Скалы мыса Милль все больше седели от снега и мороза, совершенно исчезли чайки, а у песцов только на самом кончике хвоста оставалась серая кисточка. Все это говорило о наступавшей зиме.
Однажды ночью вдруг заскрипел корпус судна, и оно, задрожав, выпрямилось и осело. Все в чем были высыпали на ставшую вдруг ровной палубу. Вокруг по-прежнему сплошной лед, но что-то почти неуловимое произошло в природе. Небо стало серым и пасмурным, снег больше не ссыпался пылью с такелажа, а шлепался В на палубу серыми комками. Это была оттепель.
В воздухе стоял чуть слышный далекий равномерный шум. Лед у бортов также зашевелился и заплескала вода под распадающимися льдинами. Отходили Спайки молодого льда.
Все говорило о том, что где-то началась подвижка. льда. В слабом утреннем рассвете прямо по носу судна над безыменным островком появилась полоска «водяного неба», это образовавшееся разводье давало свой отблеск на низкой облачности. Появление «водяного неба» вселило бодрость и надежду на освобождение.
Раздалась команда капитана, требовательно звякнул машинный телеграф, и сразу все судно ожило в бодром темпе рабочего дня.
Было решено попробовать форсировать лед в сторону разводья. На лед спустили всех свободных от вахты, вооруженных пешнями, баграми, ломиками и просто шестами.
Люди долбили и растаскивали отдельные льдины, расчищая судну дорогу. Надеяться на машину, а тем более испытывать крепость корпуса было по меньшей мере рискованно.
Закипела работа. Отдохнувшая команда снова с энтузиазмом принялась за дело.
Застучал двигатель, вот, дрогнув такелажем, «Нерпа» продвинулась вперед на несколько метров. Сдвоенно звякнул телеграф, и корпус стал откатывать обратно. Звонок, и снова полный вперед. Окованный стальными плитами деревянный нос распихивает и подминает под себя мелкие льдины. У льдины покрупней собирается сразу несколько человек, и начинают взлетать вверх пешни и ломики. После часовой работы адский труд вознаграждается. Льдина, наконец, трескается, и в образовавшуюся щель втискивается форштевень. Болиндер стучит, захлебываясь, выбрасывая темные клубы отработанных газов. За вахту продвинулись метров на пятьдесят и вышли из-под прикрытия скалистой банки. Но тут появилось неожиданное препятствие в виде обломка айсберга. Около него заманчивые разводья, но подходить опасно, так как сейчас время их «кувыркания», и этот с виду невинный ледяной сосед может, перевернувшись, подводной частью задеть корпус. Приходится сворачивать в сторону, где лед значительно плотней, а разводьев почти нет.
Но мы не унываем. С бодрыми шутками и здоровым смехом кипит работа. Вахтенные сменились, но никто не идет — отдыхать. На судне нет ни одного свободного человека. Все на льду. Даже кок, забыв про таинственный «заворот» в камбузе, орудует на льдине пешней. Его вид весьма живописен. Из-под ватной тужурки торчат полы поварской куртки, на голове снежно-белый колпак, а на ногах кухонные тапочки.
Снова рында отбила смену вахты. Продвинулись еще на несколько десятков метров и миновали айсберг. Судно то ударялось форштевнем, то откатывалось для разбега назад, но упорно двигалось вперед. Останавливаться нельзя, так как моментально сомкнется за кормой майна, сократится разбег, а без него, одной силой машины, бесполезно пытаться пробить сплоченный лед.
Дмитрий Михайлович бессменно стоит на мостике, а иногда даже перебегает на самый нос, чтобы разглядеть, что под ним творится. Отдав несколько распоряжений, он снова появляется наверху и управляет работой судна. Корпус весь стонет от ударов о лед, но дубовая обшивка прекрасно выдерживает эту колоссальную нагрузку.