Северные рассказы

Только что ветви коснулись снега, мы бросились к гнезду. Там никого не оказалось! Напрасно мы засовывали руки во входные отверстия и обшаривали жилище — кроме мертвой белки, там никого не было.

Негодующее восклицание Бенетося, перемешанное с оттенком восхищения, раздалось надо мной. Далеко от дерева неожиданно вынырнула из-под снега шустрая головка с мохнатыми ушами и, осмотрев местность, снова зарылась в снег. Видимо, в момент соприкосновения ветвей со снегом белки выбрались из гнезда, зарылись под снег и шли под ним, скрываясь от глаз охотника. Вскоре в разных направлениях от нас вынырнули еще две головы. Одну из белок откопала чуткая Нерпа и задушила, а две другие все-таки добрались до корней деревьев, выскочили из снега и мигом залезли на ветки, скрываясь в густом подседе. И все же Бенетося, конечно, не дал уйти ни одной. Все пять обитателей гайна стали жертвой его метких выстрелов.

...Буйные мартовские теплые ветры ударили оттепелью. Солнце, не скрываясь за горизонтом, ослепительно светит на землю. Снег — целинный, непримятый — искрится тысячами световых пронзительных иголок, вызывая раздражение глаз. В полдень, когда солнце светит особенно ярко, беличий промысел затихает. Белка спит в гнездах, охотники отдыхают. Зато вечерами, светлой ночью и ранним утром особенно шумны и многочисленны суетливые беличьи хороводы. Тут уж охотнику не до отдыха. Ружье нагревается, плечо побаливает, и собака излается до хрипоты. И все-таки, несмотря на горячую пору, нынешний промысел белки куда легче, чем был он еще совсем недавно, до прихода в тайгу и тундру Великого Красного Закона. В те годы белкование было особенно тяжелым, изнурительным. Промышляли зверя неудобными допотопными кремневками, забивая заряд в дуло. Для стрельбы таскали с собой треногу, на которую клали граненое тяжелое дуло ружья для правильного прицела. Вместо пуль и дроби пускали в ход свинцовую проволоку. Надо стрелять — откусывалась от проволоки «пуля» и загонялась в дуло. У многих стариков-охотников во рту нет передних зубов: съели они их вместе со свинцом. Обладать кремневкой — и то было счастьем. Чаще охотились с луком. Увидит белку охотник, натянет тугую тетиву и посылает в зверька тупоносую стрелу. Стрела тяжелым концом ударит белку — оглушит. Падает белка на снег. А тут ее собаки или сам охотник душат. Много не набьешь из таких «орудий».

В полдень усталый Бенетося опустился, наконец, в снег. Затихла белка, можно отдохнуть, вскипятить чай, содрать шкурки и подсушить их на солнце и в дыму костра. От этого шкурки прочнее и легче делаются. На длинном шесте Бенетося развесил больше тридцати пар сереньких шкурок — однодневный свой убой.

— Когда упал первый снег нынче, улюка дошла до цвета[77], я первый в нашем колхозе вышел на промысел. С той поры сдал на факторию шестнадцать сотен шкурок, по три рубля пятьдесят копеек шкурка. Считай, сколько будет? Еще сдам четыре-пять сотен. Много?

Помолчав, старик снова оживился и пообещал:

— Скоро свадьбу видеть будешь, сейчас как раз время. Беда смешная свадьба у белки, бить ее будем много.

Действительно, в сумерках, что называется в северной тайге ночью, мы набрели на беличью свадьбу. На раскидистом кедре прыгало и суетилось тринадцать белок. Все зверьки, за исключением «невесты», были необычайно оживлены и деловиты. Они носились вокруг «невесты», цокали и дудукали на разные голоса, стараясь привлечь к себе внимание белки-самки. «Невеста» казалась уставшей и меланхоличной. Только свадебный наряд ее — распущенный хвост — особенно высоко закинут на спину. «Невеста» прихотливо выбирала себе «жениха», зло шипя на неудачных претендентов. «Женихи» разными способами пытались покорить жестокое сердце подруги. Они свирепо угрожали друг другу, затевали длительные драки, рвали на себе шерсть в клочья, грациозно попрыгивали около «невесты», заботливо чистили хвосты, но приблизиться не осмеливались.

— Совсем ладно, — нисколько не сдерживаясь, громко начал охотник. — Ты не бойся, парень, они теперь ничего не видят и не слышат. Сидеть будут, пока всех не убьем. Стреляй со мной вместе, зверя хватит. Только не бей самку — убьешь, убегут все. Опять стреляй нижних, чтобы падал — самку не вспугнул. Понял?

Вот упал первый претендент, оказавшийся ниже остальных, таких же неудачных «женихов». Второй. Третий. А хоровод все продолжал кружиться, разборчивая «невеста» выбирала достойного... Четвертый. Пятый. Один за одним падали «женихи», пока, наконец, «невеста» не очнулась от непривычной тишины и покоя, внезапно воцарившегося около нее. Она с удивлением оглянулась и не нашла никого. Наклонив голову, она заметила сбитых на снегу. Беспокойство овладело ею, она метнулась несколько раз на ветках, громко призывая упавших.

— Погоди, парень, сейчас придут, — проговорил старик, сдерживая Нерпу.