Северные рассказы и повести

А вот по ночам — наоборот. При свете фар рельеф дороги выделяется очень четко, каждый комок снега отчетливо различим на всем протяжении гладкой на сотни тундровых верст белой скатерти снега. Ночью зимник в тундре — оживленная десятками огней проезжающих по нему грузовых машин, вездеходов, тракторов и бульдозеров пульсирующая транспортная артерия.

Наш вертолет удаляется. Всё правильно. Пусть спят. Целее будут и водители, и их машины, и сами грузы. Ночь наступит: ещё набегаются…

ЗАДЕРЖКА РЕЙСА

Дети, дети, дети… ну, куда они без нас? Обязательно поедут в аэропорт с нами. Провожать папу. У нас ведь здесь бабушек да дедушек нет. И куда мы без них? Дочка уже большая, целых семь лет и четыре месяца. А сыну всего годик. Орёл. Сидит в автомобиле в детском кресле и требует «ууууууу». Это значит, чтобы машина побыстрей двигалась. Парень скорость любит.

— Дорогой, перчатки забыла дома.

Взгляд такой отчаянно несчастный, будто забыла саму жизнь. Бегу наверх, открываю ключом квартиру. Вот они — на столике возле зеркала. Схватил, побежал. Спустился. Эх, забыл в зеркало глянуть. Примета. Ладно, может, обойдётся.

У меня пересадка в Москве. С багажом опять проблемы. Сюда летел: никаких проблем. Сдал багаж в Новом Уренгое, получил в Красноярске. И всё. А вот обратно — ну, никак не хотят. Получите в Москве, сдайте в Москве. Зачем? Непонятно. Я же никуда не выхожу, просто с рейса на рейс. И в конце концов всё сделали. Оформили багаж без промежуточных выгрузок. Но опять — с таким скрипом… А ведь одна авиакомпания. Что оттуда, что туда. Только персонал разный.

А дети рады поездке в аэропорт. Ещё бы. Тут так всё необычно. Не как во дворе. Самолёты в небе пролетают. Лампочками мигают. Невидимая тетенька то и дело что–то говорит громко–громко. Люди кругом, чемоданы… Только успевай голову поворачивать.

Обнялись, расцеловались на прощанье, и папа побежал на посадку, пока сынуля сушку в руках вертит.

Летели пять с лишним часов. Против ветра. Туда — было быстрее. Обратно — вот оно как. Успеть бы на посадку во второй самолёт. Успел. Спецконтроль пройден. Томительное ожидание. Сейчас пригласят на посадку. Сейчас. Уже меньше часа до вылета… Уже меньше получаса. Наконец, голос незримой женщины объявляет, что вылет рейса задерживается на час. Через час — ещё на час. Как зубная боль: дёргают, дёргают, а выдернуть не могут… В три часа ночи объявляют задержку до восьми утра.

Кто–то звонит родным, кто–то — знакомым. Люди пытаются сами выяснить в чем дело. Аэропорт уренгойский по ночам не работает. Это все местные знают. Я помню, как приехав с Тазовского на утренний рейс в пять часов утра, едва не остался на морозе, поскольку здание аэропорта, как обыкновенный совхозный сарай, было замкнуто на огромный амбарный замок. Все спят. Проснутся и откроют в семь утра, не раньше. Первыми придут уборщицы с ведрами и швабрами. Короче, всё, как в обычном городском муниципальном учреждении, только с самолетами снаружи. Не помню точно, но похоже, что не хватало только фигуры дедка–охранника в овчинном тулупе и с берданкой.

Впрочем, это было в прошлом. Теперь везде полицейские милиционеры, рамки, сканеры, видеокамеры… Короче, терроризм оказался двигателем технического прогресса. Тьфу–тьфу, пока Бог миловал, никаких иных его проявлений у нас не было. Да, кафе внутри появилось с бешеными ценами, как во всех аэропортах теперь, не хуже чем везде, как говорится. Туалет стал теперь не только на улице. А то в тот, прежний, по морозу порой было, мягко говоря, рискованно добежать…

Кое–как выяснилось, что в полярном городе вчера был крепкий мороз, а сейчас резко потеплело, и взлётка покрылась корочкой льда.

Уснуть не могу — нервы. Какая–то обреченная боязнь проспать посадку на рейс. Так и слоняюсь по переполненному залу, изредка попивая кофе. Наконец, в девятом часу утра объявляют, что рейс откладывается на сутки. Зеркало! Вот когда я снова вспоминаю о старинной примете: вышел в дорогу — не возвращайся в дом, а коли вернулся — непременно посмотри в зеркало перед уходом. А я не посмотрел. Пожалел пары мгновений. И вот — результат: сутки в аэропорту.

Наконец, неместных пассажиров собрали внизу, у стойки авиакомпании. Сказали, что повезут на отдых в гостиницу. Северянам в зимних одёжах топтаться в московском аэропорту очень душно. А куда, её, эту одёжу денешь? На выход же собрались. Таких горемык, кто не мог разъехаться по московским домам, оказалось человек пятнадцать. Томительнее всего ожидание. Топчешься, мешаешь людям ходить, не знаешь куда себя деть. И не уйти никуда: ждем ведь автобуса. Микроавтобус подошёл, наконец. Площадь перед аэропортом забита транспортом и кашей из мокрого грязного снега.