Северные сказки. Книга 1

Девиця взяла в руках платок пошевелила, он и догадался, ей и вывел. «Эта моя богосужена невеста». Отцу ей жалко. «Оставь до завтре, завтре выведешь». — «Нет, коли раз уж жёнелось, дак другожды мне не надь». Царь ему и сказал: «Ну, Иван хресьёньской сын, умно ты родилса, да с умом ты и женилса». Отвел им полату жить. Стали они жить, зеть стал ходить к царю с визитом каждо утро. Царь его порато любил, думны сенаторы и говорят: «Мы век ему служили, да он нас так не поцитат». Стали они ему мутитьця, а жена и говорит: «Уйдём прочь в твою деревню». Коня да лошедь да телегу взяли, да и уехали. Когда подъехали к волости, он ей оставил у бабки-задворенки. «Пусь тебя хорошенько стретят». Пришол затим, его стретили, подпили, подкутили, да он ю и забыл. Родители задумали его женить, он и согласилса женицьця. Невесту сосватали, за невестой его требуют, он и походит. Жона узнала, бабке и говорит: «Бабка, поди-ко купи ячменю». Бабка купила, она в горшоцьку болтала-болтала-болтала, в пець и вылила. А оттуль из пеци вылетели голубок да голубка. Она в платок завернула да на свальбу и пошла. Пришла на свальбу, их из платка и выпустила. Голубь от голубки летат проць, а голубка и запела:

— Не забудь, голубь, голубушка,
Не так, как Иван хресьёньской сын
Федору-премудру в цистом поли.

Заволновались народ и говорят: «Портёж, портёж». А он очусвовался. «Ой, я жонатый, отпустите меня». Вышол из за стола, жону взял, да и стали жить.

61 Мать робенка съела

Жил-был купец, увидел он: жидь-болото народ переходит восемь вёрст, а прямо верста — волось. Он и здумал сделать мос. Утром послал своего казака: «Поди сядь под мое, слушай, што скажут». Тот пошол и сел. Идёт Господь с апостолом, апостол и скажо: «Господи, што этому рабу будет?» — «У его жона во чреве понесла сына; как выростёт, што запросит, то ему и дам». Казак взял в ум: «Ну я уж не скажу хозеину этых слов». Пришол домой. «Ну што?» — «А шли, да прошли, да сказали: «Спаси, Господи!»»

Жили-пожили время недолго, купец и видит, жона беременна; ему надо поехать торговать, а жона плацёт. «С кем я останусь, дело не бывало, не раживала». — «А я тебя с казаком оставлю; не бойся, останься, дело в надежды». Купец и уехал, она и осталась. Жона и занемогла, она лакею и говорит: «Ты иди проць, мне своё времё приходит». Он ушол, она родила, расслабела вся, незамогла, ослабела вся, стала стукать. Казак и пришол, видит, что у ей рожон мальцик. Он взял, у ей в кров губы наморал, а мальцика отнёс проць. Отдал мальчика старухе водицьця — подговорил ранынее, — сам пошол бабки звать. Бабка пришла, а бладёня нету. «Дак это што? Рожениця лежит, а бладёнь-то где? Разве не рожоной?» Лакей говорит: «Нет, был мальцик рожон, я видел». — «Хто жо взял?» А он скаже: «Она разве съела, в безчуньсве была, в тосках». И поверили, што съела. Созвали родных, попа. «Хоть котораго дня родила, какое было имё, то и дай, хоть отцю сказать». Поп и дал имя Иваном. И отец приехал, поздоровкалса с жоной. «Ну, што ты? Порозна?» А она скаже: «Ну, да Бог дал, да родить неумела». — «Это-то как же?» — «Да я в тосках съела, пока лакей к бабки ходил». — «Можот-ле быть?» — «Ну, да однако некуды делса». И муж согласилса. Стали празновать Ивана: родных созовут в памятной день и в имянинной день.