Старицек ходил просить во много мест и пришел к одному хозяину и незамог, полежал да и помер. А оставается кафтан, уж выплацен, худой этакой; ну он сокрутил вси платья его. «А этот худой кафтан в огонь бросить мнекова». Пецка загасла, как бросил он, ну он взял, говорит: «Ладно, я в воду снесу его, затоплю». Его затопить и не может, он не тоне ко дну кафтан, да и не уносит никуда. Он взял да и роспорол заплатку-то, ну и стал заплатки много пороть и под каждой заплаткой по деньги, ну и напорол он денег много, и стал деньги цитать; нацитал целую тысяцю рублей. Ну он: «Куды эти деньги? Дай я пойду к отцу духовному, спрошу». — «Ну, а ты, — говорит, — эти деньги возьми, сходи на рынок и купи свинью, пока денег хватит, так всё корми ю». Ну он, этих денег пока хватало, все кормил ю, перестали деньги, больше кормить нецем. «Отце, — говорит, — свинью кормить — перестали деньги, больше кормить нецем». «Так ты, — говорит, — выпусти свинью на улицю и ходи вслед да карауль ю». Ходил, ходил этот, в такой гладкий луг пришел и по середке репка бежит, затым катится колесо огненно с огнем, там в реки в колеси сидит народ, да этот нищий сидит там. Ну эта свинья как скоцит, так прямо в реку, в колесо это. И все стерялось, как было, так и есть по-старому. Он опять пришел к этому отцу духовному и рассказыват. «Да, вот, дитятко, ходил да просил, не молился, так скопил денежки, так вот Господь за то нам грехи дават».
189
Святой работник
[25]Был прожиточной человек, хозяин был и держал роботника. Ну, вот праздник пришел, он и вздумал с хозяйкой в черковь сходить. В черквы Богу помолились и: «Станем, — говорит, — на обед крещеных звать». Созвали крещеных и засадили за столы их обедать. Хозяин сидел помимо стола и как будто призаснул, а ему и приснилось, и показалось, што Успенье Богородиця Цяриця небесная на воздусях над столом стоит; заглянул на хозяйку, на хозяйке венёч золотой на головы, и у роботника венеч золотой на головы. Он и взял на раздумье: «Што же у жены у моей венец золотой да и у роботника, а у меня нет ницего? Дай-ко я схожу к отцу духовному, побеседую, спрошу, для цего же у их есть, а у меня нету». Ну, духовной и говорит: «Это жена у всего живет, подает милостинку и накормит, а роботника ты хошь в воду, хошь куды пошли, он везде пойдет». А хозяин говорит: «Унистозить богатсво да бобылём жить, да в роботники пойти». Он эти богатства все решил, да што оставил и пошел в роботники. Там служил он долго уж у хозяина, его хозяин и взлюбил, што он везде готов, хошь в воду, хошь куды хошь пошли, везде справит. А хозяйка тая его не любила, все насказывала. «Вот ты, — скажет, — держишь Ивана коло года, — говорит, — а вот он наехал на меня, рубашку разорвал да сарафан, да тело выщипал». Он спросил у его: «Как же, Иван, ты делаешь?» Он и повинился, на себя взял вину, што уж согрешил. Его и посадили в темно место засиживать. Он там посидел да помер, и заносил ладонный дух по ограды везде. «Што же это, — говорит, — откуда этот ладонный дух носит?» А он и схватился за Иванушку. Он помер да и рукописание оставил тутока при себе.
190
Мышонок
[26]Старицёк да старушка тоже пошли на службу Богу молиться; вышли со службы да и пошли обедать; тут старичёк ходит, зовет крещеных на обед тоже, а они стоят: «Вот, — говорит, — их зовут, а нас не зовут; коли бы нас позвали, мы бы посмотрели, каки кушанья ими едутця». Он позвал, поцтил их, они и пошли; пришли, за столы полно, некуда сесть, а хозяин говорит, что «После пообедаете вы». Гости пообедали, благодарили и ушли, а он их и посадил, принес кружёцку, положил на стол, повернул вниз под кружку, оны-то не видели, што он положил, а я вот скажу, мышонка. Он ушел, а они говорят: «Дай-ко посмотрим, уж верно испытыват нашего брата». Как поприздынули эту кружецку повыше посмотреть, што там под кружкой есть, оно оттуда што-то, птицка али што, вылетело, боле пищи там и нет. Он пришел, они вышли, спасаются, што накормил обедом. «Детоцки, вы шевелили это у меня, деточки не надо бы так делать».
191
Ворожея
[27]Случился цярь нездоровой, случился. Вот цяриця говорит цярю своему: «Есть волшебница, вот если позвать ю, так она скажет, какая у тя боль». Но, ю позвали к нему, она и пришла: «Здравствуйте, дитятко, ваше чярское величество». — «А што, бабушка, знаешь, мне смерть или житьё будет?» — «А станешь, дитятко, ворожить, как нецего в рот положить, где-же мне знать Господню тайность про это». — «Так, бабушка, коли не знаешь, дак спросят тя служащие — скажи: смерть будет чярю». Она как пошла, у ей и спрашивают: «Што будет чярю, житьё, али смерть?» Ну она и скажи: «Смерть чярю, утром умрет». Царь помер. Тут старуху вознесли так, что она на вековечной хлеб попала.
192
Берестяный клуб
[28]