Северные волки (СИ)

- Не привыкла к долгим походам по владениям Ньерда и Эгира, - сдавленно сказала Бертрада.

Ансвит еще какое-то время смотрела на побледневшую Берту, но после кивнула и велела рабыням греть воду.

- Мы смоем твою усталость. И горечь с твоего сердца, - пообещала она.

Но Берта уже не верила, что это когда-то покинет ее. Казалось, что до сердца все же добрались стылые туманы Хель. И теперь в груди ее был кусок холодного льда.

ГЛАВА 28. Пир

Нет больше счастья для женщины, чем возвращение мужа или сына домой. Нет больше радости, чем обнять отца или брата, что вернулся целым и невредимым из долгого похода. Нет лучше способа, чем принести жертву великим богам, чтобы выразить их. Чтобы отблагодарить богов за то, что ни сталь, ни жалящая стрела не оборвали нить жизни дорогого человека.

Ансвит, мать и старшая женщина рода, наряженная в лучшие одежды, стояла на возвышении в кругу всех жителей селения. На празднестве не было места только рабам, но и они издали наблюдали за действом. Только Лиз стояла позади Рагны, жены Эрика потому, что носила во чреве своем ребенка великого воина. На том же возвышении был привязан огромных размеров черный бык. И Берта не могла отвести глаз от животного, казавшегося еще большим от множества факелов, танцующих в ночной темноте и искрами пробегающим по его сытым бокам. От его налитых кровью глаз и раздутых ноздрей.

Ансвит не говорила долгих речей. Но те слова, о благодарности ассам и ваннам, слышали и люди и боги. Ее голос был сильным и проникал в сердце каждого присутствующего. А площадь огласилась радостным криком, когда она одним ловким движением перерезала горло огромному черному быку и кровь его по длинным желобам потекла в подставленные деревянные чаши, а небо отозвалось глухим рокотом грома.

- Боги приняли нашу жертву, - сказала она и опустила руки в еще горячую кровь.

После ею окропили всех, кто в это время был на площади. А мужчины освежевали и разделали тушу жертвенного животного, чтобы она стала угощением на пиру.

- Так ты и есть та самая вельва? - спросила Инглин.

Берта не могла сказать, когда она подошла. Жена Хальвдана умела ступать неслышно, невзирая на множество серебра и золота на ее одеждах. Вблизи она казалась еще красивей, что заставляло почувствовать собственную ущербность и неказистость. И даже капли свернувшейся крови на лице не портили ее. И пусть Берту так же одели в длинную рубаху, крашенного в красный сукна, и сарафан, чуть темнее цветом, рядом с этой высокой красавицей она чувствовала себя нищенкой. Пусть на поясе ее был пояс из золота, а волосы украсили золотыми колечками, она казалась самой себе худшей рабыней. И это чувство отдавало горечью на языке, которую не мог смыть ни эль, ни колючий сидр, ни даже привезенное из ее родной Фракии вино.

- Я должна благодарить тебя, что вернула мне мужа, а моим сыновьям отца.

- Так решили боги. Благодари их, - сказала Берта глухо.

- Не скажи. Они ведь не зря послали тебя ему. А я умею быть благодарной.

Инглин взяла Берту за руку. Ее кожа была так нежна, как лепестки цветов и чуть прохладной. И на запястье Берты щелкнул серебряный браслет.

- Я буду рада тебе в своем доме. Избранницы богов приносят с собой и их благословение, - улыбнулась Инглин.

Она больше ничего не сказала, вернувшись и встав подле мужа. А Берта потирала запястье, что теперь казалось тяжелым, как камень и холодным, как лед. А после был пир, где мужчины много пили, а жены сами наполняли их чаши снова и снова. И когда муж хватал лишку и засыпал за столом, их женщины уводили их домой, или укладывали на скамье, отделенной от пирующих шкурами. И ложились рядом, соскучившись по родному теплу. И даже детей не спешили в этот день уложить в постели, позволив им побыть рядом с отцами.

Берте же все это казалось ужасной пыткой. Расспросы женщин, что сидели за отдельным столом. И рассказы о походе, что причиняли больше боли, от осознания своей глупости и детской наивности.

А что она и правда себе думала? Почему с самого начала не подумала о том, что в его жизни уже есть женщина... А ведь норны предупредили ее. Показали красавицу Инглин. Сама виновата, что впустила в сердце ядовитую змею, которая теперь травила ее разум и причиняла боль. Сложно было сказать, почему от одного взгляда на величественно восседавших на возвышении Хальвдана и Инглин, становилось сложнее дышать. И потому она отводила взгляд, отпивая ставший горьким и терпким, хмель.

- Что тревожит тебя, вельва? - спросила Ансвит обняв Берту за плечи. - Ты не рада, что пришла с моим сыном в эти земли?

Берта мотнула головой.

- Нет. Просто нужно привыкнуть... - бросила она короткий взгляд на Хальвдана и тут же отвела, заметив, как обняла его жена.

- Ну да! - задумчиво проследила за ее взглядом Ансвит. - Ко многому придется привыкнуть. Но судьба наша изменчива. И кому как не тебе знать, что нам не ведомо, за каким несчастьем нас поджидает счастье.

- Или горе.

- Горе женщине, что хоронит своего ребенка, Берта. Это то, что может убить. Остальное можно пережить.